сховати меню

Синдром Кандинского - Клерамбо в проекции проблемы «Другой - Чужой»

Ю.В. Чайка, А.И. Химчан, Городской психоневрологический диспансер № 3, Ю.П. Чайка, Н.С. Шилина, Областная клиническая психиатрическая больница № 3, г. Харьков

Окончание. Начало читать здесь

По мнению ряда исследователей, проблема «Другого» и «Чужого» в 80-е гг. ХХ ст. приобрела новое понимание в структуре постмодерна как нового этапа в цивилизации человечества [7-10, 12, 42]. В его структуре сформировались новоевропейская философия и философская психиатрия [3]. Функциональный подход к человеку сменяется диалогическим. В нем проявляются исходное первичное единство, проникновение друг в друга [31, 32].
В постмодерне существует некая общая перспектива: проецирование себя на другого и другого на себя, поэтому необходимо рассмотреть исходные понимания «Другого» и «Чужого». Другой – это не Я, но тот, кто неразрывно связан со мной в диалоге, незримо присутствующий во мне и вне меня [11, 16, 17]. Полагают, что проблема «Другого» и «Чужого» была сформулирована в рамках новоевропейской философии, но это не совсем так.
E. Straus еще в 20-70-е гг. ХХ ст. разрабатывал эту проблему на психотическом материале [39-41]. Его феноменологически-антропологические исследования базировались на постулате неразрывного единства Я и Жизненного мира. Он считал, что это единство обеспечивается системой взаимосвязей между Я и природой, Я и людьми. Отношения между людьми базируются на коммуникативной основе. На клиническом материале E. Straus показал, что в структуре любого психоза присутствуют Другой и Чужой, которые преследуют личность, управляют ею (Кандинский – Клерамбо). Но, к сожалению, его идеи не получили широкого распространения.
В своем видении этой проблемы в синдроме Кан-динского – Клерамбо мы будем опираться на уже достигнутом.
В классической философии тема Другого отсутствует, так как в центре ее внимания была автономия и суверенность человеческого разума [8]. Но на смену индивидуализму жизнь человека стала пониматься как «бытие с», «событие с Другим», «отношение Я – Ты» вместо «Я – Он» [14, 25, 38].
При анализе проблемы интерпретации «Другого» и «Чужого» выделяют четыре философских течения:
• экзистенциально-феноменологическое;
• коммуникативно-диалогическое;
• герменевтическое;
• постструктуралистское.

Экзистенциально-феноменологический анализ
Экзистенциально-феноменологический анализ представлен работами Е. Husserl, М. Heidegger, J.-P. Sartre, M. Merleau-Ponty и H. Ortega-y-Gasset [25, 26, 33, 35, 38]. В этой традиции принято понимать под Другим интерсубъективные отношения человека. J.-P. Sartre и H. Ortega-y-Gasset занимают амбивалентную позицию [3, 35]. С одной стороны, Другой выявляет себя «в сосуществовании с Я», при этом отношения Я и Другого являются первично конфликтными.
Согласно J.-P.Sartre, Другой интерпретируется как появление анонимного взгляда (за которым нет лица) [38]. Другой – это тот, кто рассматривает меня преследующим взглядом, следящий, контролирующий, ненавидящий, унижающий повсюду взгляд, который превращает меня в «объект» чужой воли и насилия. Другой легко трансформируется в Чужого. Другой, замещая собой образ Я, может захватывать все поле моей близости с миром. В то же время J.-P. Sartre полагал, что для того, чтобы стать «бытием для себя», Я должен получить признание своего существования от Другого. Таким образом, Другой необходим каждому для самосознания и построения своего внутреннего мира.
Из этой сжатой философской концепции прямо вытекают известные в психиатрии феномены преследования, воздействия, контроля, имеющие другой генез. Вероятно, их можно назвать «бредоподобными построениями повседневной жизни». Все они пронизаны «анонимным взглядом», то есть «Оком Власти» [22]. Следовательно, возможен другой подход к пониманию бредообразования при синдроме Кандинского – Клерамбо.
B. Waldenfelts занимает феноменологическую позицию и исследует проблему Другого и Чужого по отношению к Я [42, 43]. Для него «Другой» есть первый человек, а не Я. «Я» конституируется по контрасту с «Ты», «Другим». Возникает связь «друг в друге» и «друг через друга». Формируется единство «Собственного» и «Чужого» [43]. Свой и чужой мир объединяются в единственный жизненный мир. Некто имеет свое «Чужое» так же, как своих друзей или врагов. «Чужое» – это то, что заставляет нас страдать, переживать, побуждает к реакции в ответ на «жало Чужого» [42]. «Чужое» во мне всегда предуготовано для развития своей психотической формы при синдроме Кандинского – Клерамбо. И это понятно из законов общей патологии: патологическое – это трансформированная «норма».

Коммуникативно-диалогическая философия
Коммуникативно-диалогическая философия представлена работами таких ученых, как М.М. Бахтин, М. Buber, J.-P. Sartre и K. Jaspers [1, 2, 14, 15, 27, 38].
Мы предпочитаем пользоваться понятием «диалогическая философия». Диалог осуществляется в определенном культуральном пространстве, и это не только вербальный разговор, и не вербальные формы коммуникации, но и молчание. Диалог – это межсубъективное общение, когда мой внутренний мир отражается в Другом, а его – в моем.
Основоположником диалогического подхода следует считать М. Buber [15]. Диалог – это живая форма общения субъектов, вступающие в диалог уже понимают друг друга. В ситуации диалога Я и Ты речь идет о феномене проникновения субъектов друг в друга, во взаимном обмене духовными ценностями [1]. Согласно M. Merleau-Ponty, диалог должен рассматриваться как бытие вдвоем, «включение» в общую операцию, которую никто из нас двоих не может создать единолично [33]. Все «дистанции» в диалоге определяются первоначальным отношением
Я – Я, где первое Я представляет наше «Я-чувство», а второе Я – наше стремление к обладанию, «Я-обладание».
Уровень «Я – Ты» – здесь Я соотносится с Ты так же, как Я относится к Я. Это реальное «со-бытие вместе». Оно усиливает, расширяет субъективные возможности Друг Друга.
Уровень «Я – Другой» – это уровень возможной угрозы. Другой может замещать собой образ Я, захватывать все феноменальное поле Я. Под действием центробежных сил Я распадается, обретая патологическую форму отчужденности. Мое тело принадлежит мне, но оно захвачено Другим. Я больше не владею пространством жизненных значений и не создаю его. Мое место занимает образ Другого, и я теряю чувство самопринадлежности. Субъект становится объектом и теряет свойства свободной воли. Это уже признаки патологического процесса, и расщепление личности может зайти настолько далеко, что можно говорить о полном нарушении контакта с собственным телесным переживанием (разрушенное «Я-чувство»). В этих случаях Другой трансформируется в Чужого.
Итак, в общем виде трансформация диалога выглядит так: (Я< >Я) < > (Я < >Ты) < > (Я < > Он) < > (Я < > Другой) < > (Я < > Чужой). В реальности эта схема работает как в норме, так и в патологии. Отличие заключается в том, что в норме мы можем свободно передвигаться слева направо. При патологии движение идет преимущественно вправо.
Вторгаясь в сферу собственного опыта Я, Другой как бы создает «излишек присутствия за границами моей субъективной жизни» [36]. Таким образом, интерсубъективность обнаруживается в глубине каждого из нас. Открыв Другому доступ к себе, человек становится более доступным и для самого себя.
М.М. Бахтин говорит об «абсолютной нужде человека в другом», в видящей, помнящей, собирающей и объединяющей активности другого [1].
Трансформация «Другого» в структуре Кандинского – Клерамбо может выступать в виде отрицательного, разрушающего фактора. Но самое главное – это то, что «Другой» может трансформироваться в «Чужого» и полностью подчинить себе личность.

Герменевтический анализ
Герменевтический анализ темы Другого, согласно G.-G. Gadamer и P. Ricoeur, требует понимания и интерпретации [9, 36, 37]. Вступающий в диалог уже понимает Другого. Диалогическая форма – это высказывание, которое предполагает постоянную смену говорящих субъектов и попеременное проигрывание ими роли другого.
Отношение к себе и другому строится на основе понимания других. В качестве центральной трудности рассматривается проблема преодоления «Чужести».
Ее преодоление является основной задачей понимания. Каждый из диалогических партнеров не только является значащим для «Другого», но и обусловлен «другим».
Основная позиция P. Ricoeur состоит в том, что когда Я говорю другому «Ты», Он понимает это для себя как «Я» [37].
Для психопатологии существенным является проблема понимания психопатологических переживаний пациента в диалоге «Я» – «Ты». Это может осуществляться и в доверительной беседе, и во взаимном молчании. Врач может понять большинство аномальных переживаний пациента, но для этого больной должен рассматриваться им как Ты. Это особенно важно при сложных симптомокомплексах типа Кандинского – Клерамбо, когда нужно преодолеть «Чужесть» в пациенте. Занимая позицию Я – Ты, психиатр имеет возможность проникать в субъективный мир пациента и понять его. Мы не можем разделить мнение К. Jаspers о невозможности «вчуствования» в некоторые психопатологические феномены [27]. Сегодня мы не можем, а завтра сможем. Мы также не согласны с тем, что с некоторыми пациентами невозможен диалог. Все добытые знания о душевных заболеваниях противоречат позиции «невозможности контакта».

Постструктуралистический анализ
Постструктуралистический анализ темы Другого описан в работах М. Foucault, G. Deleuze, J. Derrida и J. Lаcan [16-24, 28-30]. Для постструктуралистов значение темы Другого неизмеримо возрастает.
M. Foucault сохраняет связь между моим (принцип самотождественноcти) и Другим. Другой – не вне разума, а внутри, и поэтому, заявляя о своей суверенности, разум оказывается для себя Другим.
Следует отметить, что в своих исследованиях M. Foucault показал формирование представлений о Другом от «глупца», «дурака», «ненормального» до «безумца». Последнего он «включил» во внутренний мир каждого субъекта. Этим самым он постулировал, что каждый в себе имеет «своего скрытого» безумца. А наличие его – это скрытый компонент Другого – Чужого, что важно для понимания синдрома Кандинского – Клерамбо.
Согласно G. Deleuze, все вращается вокруг Другого. Другой – это структура восприятия [16, 17]. Когда-то люди видели другого как предмет. Потом стали смотреть на других, как на равных себе, населять других своей жизнью. Сейчас Другой – это единственный фактор объективного мира, каким мы его знаем. С появлением Другого мир расширяется, в нем теперь есть не только то, что вижу я, но и то, что видит Другой.
J. Derrida под Другим понимает существование множества не тождественных друг другу, но могущих вступать в диалог и оставлять друг на друге «следы» [18, 19].
То есть, Друг в друга проникать и друг друга порождать. «След» представляет собой универсальный знак прошлого. И хотя понимание «следа» у J. Derrida имеет свою специфику, оно пересекается с пониманием «следа» у М.М. Бахтина и E. Levinas [1, 18, 31]. Суть заключается в том, что при диалоге у каждого собеседника сохраняется субъективный образ Другого. И в зависимости от продуктивности, открытости диалога Другой входит и сохраняется в Собеседнике (Другом). Этот процесс напоминает интериоризацию Л.С. Выготского [4].
В основе психоаналитической концепции J. Lacan лежат три тезиса:
1. Бессознательное структурировано, подобно языку; оно есть речь «Другого».
2. Другой – это совокупность правил, которые позволяют вступать в культуру.
3. Желание человека – желание Другого [5, 6, 28-30].
J. Lacan исходит из тройственного деления структуры субъекта на «реальное», «воображаемое» и «символическое». В сфере «воображаемого» действует не столько логика сознания, сколько логика различного рода иллюзий. Для ученого субъект – это прежде всего «субъект бессознательного», существование которого обнаруживается в разрывах речи, но не самого говорящего, а Другого. Понятие «Другой» у J. Lacan многозначен: это и Отец, и место в культуре. Человек никогда не тождественен самому себе. Его «Я» никогда не может быть определено, поскольку всегда находится в поисках самого себя и способно быть выявлено только через «Другого». Другой жизненно необходим – это абсолютно определяющее начало. Согласно В. Лейбину, Другой присутствует как абсолютный Другой [5].
J. Lacan был учеником G. Clerambault в облаcти клинической психиатрии и считал его учителем до самой смерти [6]. На одном из семинарских занятий сезона 1976-1977 гг. он скажет, что «психический автоматизм – это норма, ведь именно в нем обнаруживается таинственная связь субъекта с речью и мыслью» [6].
По J. Lacan, болезнь – иное символическое языковое измерение [30]. Характеризуя бред, исследователь подчеркивает, что при нем в речи возникают нарушения значений. Если перед нами субъект, страдающий «мысленным эхом» Клерамбо, – это результат отклонения, вызванного повреждением одного из двух внутримозговых сообщений, отсюда и эффект эхо. Говорить – это значит, прежде всего, говорить с другими. Как только субъект начинает говорить, перед нами уже Другой. Иначе не было бы и проблем психоза. Психически больные были бы просто говорящими машинами. Бессознательное представляет собой нечто такое, что говорит в субъекте, за субъектом, говорит даже тогда, когда субъект этого не знает. Анализ утверждает, что в психозах говорит именно бессознательное. Необходимо различать субъекта, который говорит, и Другое, с которым он находится в воображаемых отношениях. Эти термины позволяют переосмыслить понятия психоза и невроза.
Таким образом, Другое выступает в двух ипостасях: Имени Отца, символизирующего и Закон, и Бога. «Отец» – абсолютная субъективность, абсолютный «Другой» [30].
Проанализировав симптомокомплекс Кандинского – Клерамбо с позиции эволюционной психиатрии и новоевропейской философии, можно высказать следующие гипотетические суждения.
Анализ эволюционной мифологии показал, что целый ряд симптомов имеет древнее происхождение: симптом открытости, прозрачность внутреннего мира человека для других; симптом вложенных мыслей, чужих мыслей; симптом действия со стороны Другого – Чужого; наличие предшественников псевдогаллюцинаций.
Новоевропейская философия совершила разворот от метафизических проблем к проблемам человека. Это привело к тому, что наряду с сугубо философскими проблемами «всплыли» и психиатрические. Это становление Я посредством Другого. Наличие в своем внутреннем мире Другого, а себя в Другом. В этом ключе был сформулирован принцип «существования вместе» двух субъектов, когда внутренний мир каждого «перетекает» друг в друга. Одновременное изучение диалогического пространства от «Я < > Я» до «Я < > Чужой» показало, что Чужой может «располагаться» как в самой личности, так и вне ее, и «брать на себя» функции руководства и управления.
Следовательно, архитектонику синдрома Кандинского – Клерамбо можно представить в виде сложной системы, фундамент которой составляют определенные мифологемы, а «высшие этажи» – конкретно историческое культуральное пространство, где между Я и Другим (Чужим) нарушен диалог. Посреди этих составляющих расположено множество подсистем (патобиологические, патофизиологические, патонейрофизиологические и др.). Вся эта структура, вероятно, и обеспечивает существование этого синдрома на психопатологическом уровне.
В заключение, отметим, что работа получилась сложной. Проблема Другого – Чужого требует дальнейшей как теоретической, так и особенно клинической разработки. Но свою задачу мы видели в привлечении внимания психиатров к обсуждаемой проблеме, базируясь на классической европейской психиатрии.

Список литературы находится в редакции

Наш журнал
у соцмережах:

Випуски за 2012 Рік

Зміст випуску 6-2, 2012

Зміст випуску 2-1, 2012

Зміст випуску 10 (45), 2012

Зміст випуску 8 (43), 2012

Зміст випуску 7 (42), 2012

Зміст випуску 6 (41), 2012

Зміст випуску 5 (40), 2012

Зміст випуску 4 (39), 2012

Зміст випуску 3 (38), 2012

  1. М. Мартинес

Зміст випуску 2 (37), 2012

Випуски поточного року

Зміст випуску 1, 2024

  1. І. М. Карабань, І. Б. Пепеніна, Н. В. Карасевич, М. А. Ходаковська, Н. О. Мельник, С.А. Крижановський

  2. А. В. Демченко, Дж. Н. Аравіцька

  3. Л. М. Єна, О. Г. Гаркавенко,