Раздел:
- Дискуссионный клуб

Синдром Кандинского - Клерамбо в проекции проблемы «Другой - Чужой»

Ю.В. Чайка, А.И. Химчан, Городской психоневрологический диспансер № 3, Ю.П. Чайка, Н.С. Шилина, Областная клиническая психиатрическая больница № 3, г. Харьков

Окончание. Начало читать здесь

По мнению ряда исследователей, проблема «Другого» и «Чужого» в 80-е гг. ХХ ст. приобрела новое понимание в структуре постмодерна как нового этапа в цивилизации человечества [7-10, 12, 42]. В его структуре сформировались новоевропейская философия и философская психиатрия [3]. Функциональный подход к человеку сменяется диалогическим. В нем проявляются исходное первичное единство, проникновение друг в друга [31, 32].

В постмодерне существует некая общая перспектива: проецирование себя на другого и другого на себя, поэтому необходимо рассмотреть исходные понимания «Другого» и «Чужого». Другой – это не Я, но тот, кто неразрывно связан со мной в диалоге, незримо присутствующий во мне и вне меня [11, 16, 17]. Полагают, что проблема «Другого» и «Чужого» была сформулирована в рамках новоевропейской философии, но это не совсем так.

E. Straus еще в 20-70-е гг. ХХ ст. разрабатывал эту проблему на психотическом материале [39-41]. Его феноменологически-антропологические исследования базировались на постулате неразрывного единства Я и Жизненного мира. Он считал, что это единство обеспечивается системой взаимосвязей между Я и природой, Я и людьми. Отношения между людьми базируются на коммуникативной основе. На клиническом материале E. Straus показал, что в структуре любого психоза присутствуют Другой и Чужой, которые преследуют личность, управляют ею (Кандинский – Клерамбо). Но, к сожалению, его идеи не получили широкого распространения.

В своем видении этой проблемы в синдроме Кан-динского – Клерамбо мы будем опираться на уже достигнутом.

В классической философии тема Другого отсутствует, так как в центре ее внимания была автономия и суверенность человеческого разума [8]. Но на смену индивидуализму жизнь человека стала пониматься как «бытие с», «событие с Другим», «отношение Я – Ты» вместо «Я – Он» [14, 25, 38].

При анализе проблемы интерпретации «Другого» и «Чужого» выделяют четыре философских течения:

• экзистенциально-феноменологическое;

• коммуникативно-диалогическое;

• герменевтическое;

• постструктуралистское.

Экзистенциально-феноменологический анализ

Экзистенциально-феноменологический анализ представлен работами Е. Husserl, М. Heidegger, J.-P. Sartre, M. Merleau-Ponty и H. Ortega-y-Gasset [25, 26, 33, 35, 38]. В этой традиции принято понимать под Другим интерсубъективные отношения человека. J.-P. Sartre и H. Ortega-y-Gasset занимают амбивалентную позицию [3, 35]. С одной стороны, Другой выявляет себя «в сосуществовании с Я», при этом отношения Я и Другого являются первично конфликтными.

Согласно J.-P.Sartre, Другой интерпретируется как появление анонимного взгляда (за которым нет лица) [38]. Другой – это тот, кто рассматривает меня преследующим взглядом, следящий, контролирующий, ненавидящий, унижающий повсюду взгляд, который превращает меня в «объект» чужой воли и насилия. Другой легко трансформируется в Чужого. Другой, замещая собой образ Я, может захватывать все поле моей близости с миром. В то же время J.-P. Sartre полагал, что для того, чтобы стать «бытием для себя», Я должен получить признание своего существования от Другого. Таким образом, Другой необходим каждому для самосознания и построения своего внутреннего мира.

Из этой сжатой философской концепции прямо вытекают известные в психиатрии феномены преследования, воздействия, контроля, имеющие другой генез. Вероятно, их можно назвать «бредоподобными построениями повседневной жизни». Все они пронизаны «анонимным взглядом», то есть «Оком Власти» [22]. Следовательно, возможен другой подход к пониманию бредообразования при синдроме Кандинского – Клерамбо.

B. Waldenfelts занимает феноменологическую позицию и исследует проблему Другого и Чужого по отношению к Я [42, 43]. Для него «Другой» есть первый человек, а не Я. «Я» конституируется по контрасту с «Ты», «Другим». Возникает связь «друг в друге» и «друг через друга». Формируется единство «Собственного» и «Чужого» [43]. Свой и чужой мир объединяются в единственный жизненный мир. Некто имеет свое «Чужое» так же, как своих друзей или врагов. «Чужое» – это то, что заставляет нас страдать, переживать, побуждает к реакции в ответ на «жало Чужого» [42]. «Чужое» во мне всегда предуготовано для развития своей психотической формы при синдроме Кандинского – Клерамбо. И это понятно из законов общей патологии: патологическое – это трансформированная «норма».

Коммуникативно-диалогическая философия

Коммуникативно-диалогическая философия представлена работами таких ученых, как М.М. Бахтин, М. Buber, J.-P. Sartre и K. Jaspers [1, 2, 14, 15, 27, 38].

Мы предпочитаем пользоваться понятием «диалогическая философия». Диалог осуществляется в определенном культуральном пространстве, и это не только вербальный разговор, и не вербальные формы коммуникации, но и молчание. Диалог – это межсубъективное общение, когда мой внутренний мир отражается в Другом, а его – в моем.

Основоположником диалогического подхода следует считать М. Buber [15]. Диалог – это живая форма общения субъектов, вступающие в диалог уже понимают друг друга. В ситуации диалога Я и Ты речь идет о феномене проникновения субъектов друг в друга, во взаимном обмене духовными ценностями [1]. Согласно M. Merleau-Ponty, диалог должен рассматриваться как бытие вдвоем, «включение» в общую операцию, которую никто из нас двоих не может создать единолично [33]. Все «дистанции» в диалоге определяются первоначальным отношением

Я – Я, где первое Я представляет наше «Я-чувство», а второе Я – наше стремление к обладанию, «Я-обладание».

Уровень «Я – Ты» – здесь Я соотносится с Ты так же, как Я относится к Я. Это реальное «со-бытие вместе». Оно усиливает, расширяет субъективные возможности Друг Друга.

Уровень «Я – Другой» – это уровень возможной угрозы. Другой может замещать собой образ Я, захватывать все феноменальное поле Я. Под действием центробежных сил Я распадается, обретая патологическую форму отчужденности. Мое тело принадлежит мне, но оно захвачено Другим. Я больше не владею пространством жизненных значений и не создаю его. Мое место занимает образ Другого, и я теряю чувство самопринадлежности. Субъект становится объектом и теряет свойства свободной воли. Это уже признаки патологического процесса, и расщепление личности может зайти настолько далеко, что можно говорить о полном нарушении контакта с собственным телесным переживанием (разрушенное «Я-чувство»). В этих случаях Другой трансформируется в Чужого.

Итак, в общем виде трансформация диалога выглядит так: (Я< >Я) < > (Я < >Ты) < > (Я < > Он) < > (Я < > Другой) < > (Я < > Чужой). В реальности эта схема работает как в норме, так и в патологии. Отличие заключается в том, что в норме мы можем свободно передвигаться слева направо. При патологии движение идет преимущественно вправо.

Вторгаясь в сферу собственного опыта Я, Другой как бы создает «излишек присутствия за границами моей субъективной жизни» [36]. Таким образом, интерсубъективность обнаруживается в глубине каждого из нас. Открыв Другому доступ к себе, человек становится более доступным и для самого себя.

М.М. Бахтин говорит об «абсолютной нужде человека в другом», в видящей, помнящей, собирающей и объединяющей активности другого [1].

Трансформация «Другого» в структуре Кандинского – Клерамбо может выступать в виде отрицательного, разрушающего фактора. Но самое главное – это то, что «Другой» может трансформироваться в «Чужого» и полностью подчинить себе личность.

Герменевтический анализ

Герменевтический анализ темы Другого, согласно G.-G. Gadamer и P. Ricoeur, требует понимания и интерпретации [9, 36, 37]. Вступающий в диалог уже понимает Другого. Диалогическая форма – это высказывание, которое предполагает постоянную смену говорящих субъектов и попеременное проигрывание ими роли другого.

Отношение к себе и другому строится на основе понимания других. В качестве центральной трудности рассматривается проблема преодоления «Чужести».

Ее преодоление является основной задачей понимания. Каждый из диалогических партнеров не только является значащим для «Другого», но и обусловлен «другим».

Основная позиция P. Ricoeur состоит в том, что когда Я говорю другому «Ты», Он понимает это для себя как «Я» [37].

Для психопатологии существенным является проблема понимания психопатологических переживаний пациента в диалоге «Я» – «Ты». Это может осуществляться и в доверительной беседе, и во взаимном молчании. Врач может понять большинство аномальных переживаний пациента, но для этого больной должен рассматриваться им как Ты. Это особенно важно при сложных симптомокомплексах типа Кандинского – Клерамбо, когда нужно преодолеть «Чужесть» в пациенте. Занимая позицию Я – Ты, психиатр имеет возможность проникать в субъективный мир пациента и понять его. Мы не можем разделить мнение К. Jаspers о невозможности «вчуствования» в некоторые психопатологические феномены [27]. Сегодня мы не можем, а завтра сможем. Мы также не согласны с тем, что с некоторыми пациентами невозможен диалог. Все добытые знания о душевных заболеваниях противоречат позиции «невозможности контакта».

Постструктуралистический анализ

Постструктуралистический анализ темы Другого описан в работах М. Foucault, G. Deleuze, J. Derrida и J. Lаcan [16-24, 28-30]. Для постструктуралистов значение темы Другого неизмеримо возрастает.

M. Foucault сохраняет связь между моим (принцип самотождественноcти) и Другим. Другой – не вне разума, а внутри, и поэтому, заявляя о своей суверенности, разум оказывается для себя Другим.

Следует отметить, что в своих исследованиях M. Foucault показал формирование представлений о Другом от «глупца», «дурака», «ненормального» до «безумца». Последнего он «включил» во внутренний мир каждого субъекта. Этим самым он постулировал, что каждый в себе имеет «своего скрытого» безумца. А наличие его – это скрытый компонент Другого – Чужого, что важно для понимания синдрома Кандинского – Клерамбо.

Согласно G. Deleuze, все вращается вокруг Другого. Другой – это структура восприятия [16, 17]. Когда-то люди видели другого как предмет. Потом стали смотреть на других, как на равных себе, населять других своей жизнью. Сейчас Другой – это единственный фактор объективного мира, каким мы его знаем. С появлением Другого мир расширяется, в нем теперь есть не только то, что вижу я, но и то, что видит Другой.

J. Derrida под Другим понимает существование множества не тождественных друг другу, но могущих вступать в диалог и оставлять друг на друге «следы» [18, 19].

То есть, Друг в друга проникать и друг друга порождать. «След» представляет собой универсальный знак прошлого. И хотя понимание «следа» у J. Derrida имеет свою специфику, оно пересекается с пониманием «следа» у М.М. Бахтина и E. Levinas [1, 18, 31]. Суть заключается в том, что при диалоге у каждого собеседника сохраняется субъективный образ Другого. И в зависимости от продуктивности, открытости диалога Другой входит и сохраняется в Собеседнике (Другом). Этот процесс напоминает интериоризацию Л.С. Выготского [4].

В основе психоаналитической концепции J. Lacan лежат три тезиса:

1. Бессознательное структурировано, подобно языку; оно есть речь «Другого».

2. Другой – это совокупность правил, которые позволяют вступать в культуру.

3. Желание человека – желание Другого [5, 6, 28-30].

J. Lacan исходит из тройственного деления структуры субъекта на «реальное», «воображаемое» и «символическое». В сфере «воображаемого» действует не столько логика сознания, сколько логика различного рода иллюзий. Для ученого субъект – это прежде всего «субъект бессознательного», существование которого обнаруживается в разрывах речи, но не самого говорящего, а Другого. Понятие «Другой» у J. Lacan многозначен: это и Отец, и место в культуре. Человек никогда не тождественен самому себе. Его «Я» никогда не может быть определено, поскольку всегда находится в поисках самого себя и способно быть выявлено только через «Другого». Другой жизненно необходим – это абсолютно определяющее начало. Согласно В. Лейбину, Другой присутствует как абсолютный Другой [5].

J. Lacan был учеником G. Clerambault в облаcти клинической психиатрии и считал его учителем до самой смерти [6]. На одном из семинарских занятий сезона 1976-1977 гг. он скажет, что «психический автоматизм – это норма, ведь именно в нем обнаруживается таинственная связь субъекта с речью и мыслью» [6].

По J. Lacan, болезнь – иное символическое языковое измерение [30]. Характеризуя бред, исследователь подчеркивает, что при нем в речи возникают нарушения значений. Если перед нами субъект, страдающий «мысленным эхом» Клерамбо, – это результат отклонения, вызванного повреждением одного из двух внутримозговых сообщений, отсюда и эффект эхо. Говорить – это значит, прежде всего, говорить с другими. Как только субъект начинает говорить, перед нами уже Другой. Иначе не было бы и проблем психоза. Психически больные были бы просто говорящими машинами. Бессознательное представляет собой нечто такое, что говорит в субъекте, за субъектом, говорит даже тогда, когда субъект этого не знает. Анализ утверждает, что в психозах говорит именно бессознательное. Необходимо различать субъекта, который говорит, и Другое, с которым он находится в воображаемых отношениях. Эти термины позволяют переосмыслить понятия психоза и невроза.

Таким образом, Другое выступает в двух ипостасях: Имени Отца, символизирующего и Закон, и Бога. «Отец» – абсолютная субъективность, абсолютный «Другой» [30].

Проанализировав симптомокомплекс Кандинского – Клерамбо с позиции эволюционной психиатрии и новоевропейской философии, можно высказать следующие гипотетические суждения.

Анализ эволюционной мифологии показал, что целый ряд симптомов имеет древнее происхождение: симптом открытости, прозрачность внутреннего мира человека для других; симптом вложенных мыслей, чужих мыслей; симптом действия со стороны Другого – Чужого; наличие предшественников псевдогаллюцинаций.

Новоевропейская философия совершила разворот от метафизических проблем к проблемам человека. Это привело к тому, что наряду с сугубо философскими проблемами «всплыли» и психиатрические. Это становление Я посредством Другого. Наличие в своем внутреннем мире Другого, а себя в Другом. В этом ключе был сформулирован принцип «существования вместе» двух субъектов, когда внутренний мир каждого «перетекает» друг в друга. Одновременное изучение диалогического пространства от «Я < > Я» до «Я < > Чужой» показало, что Чужой может «располагаться» как в самой личности, так и вне ее, и «брать на себя» функции руководства и управления.

Следовательно, архитектонику синдрома Кандинского – Клерамбо можно представить в виде сложной системы, фундамент которой составляют определенные мифологемы, а «высшие этажи» – конкретно историческое культуральное пространство, где между Я и Другим (Чужим) нарушен диалог. Посреди этих составляющих расположено множество подсистем (патобиологические, патофизиологические, патонейрофизиологические и др.). Вся эта структура, вероятно, и обеспечивает существование этого синдрома на психопатологическом уровне.

В заключение, отметим, что работа получилась сложной. Проблема Другого – Чужого требует дальнейшей как теоретической, так и особенно клинической разработки. Но свою задачу мы видели в привлечении внимания психиатров к обсуждаемой проблеме, базируясь на классической европейской психиатрии.

Список литературы находится в редакции