Жан Мартен Шарко: великая личность, врач, ученый, учитель

Жан Мартен Шарко был великим специалистом в психиатрии и основоположником нового учения о психогенной природе истерии. Если бы ученый дожил до начала XX века, с высокой вероятностью стал бы лауреатом Нобелевской премии по физиологии или медицине. Фактически, он создал неврологию как науку. По крайней мере, очень много неврологических заболеваний описано именно им, многие методы лечения предложил тоже он. Не говоря о том, сколько сделали два его самых известных ученика: Владимир Бехтерев и Зигмунд Фрейд.Итак, знакомьтесь — Жан Мартен Шарко, автор одноименного душа, любитель гипноза и эффектных уроков медицины. Но обо всём по порядку.

«Пусть говорят о враче, что он умен, что он прекрасно знает физиологию, анатомию;
конечно, это очень льстит ему; но самой лучшей похвалой для него будет, если его назовут наблюдателем,
т.е. человеком, умеющим видеть то, что не замечают другие»
Ж. М. Шарко

Жан Мартен Шарко

 

Жан Мартен Шарко

Профессор Жан Мартен Шарко родился в Париже 29 ноября 1825 г. Он происходил из небогатой семьи, основными принципами которой были чест­ность и трудолюбие. В связи с огра­ниченными ­материальными возможностями, отец Ж. М. Шарко мог дать дорогостоящее во Франции высшее образование только одному из трех своих сыновей. Он принял ­решение, что продолжать дальше обучение будет тот из них, кто при обучении в начальной школе проявит наилучшие способности. Жан Мартен в этом отношении значительно превзошел своих братьев, поэтому он продолжил учебу, поступив в лицей Saint-Louis, а в 1844-м — на медицинский факультет университета Сорбонны.

По окончании учебы открыл собственный кабинет в неприметном доме на улице Лафит в Париже, совме­­­щая частную практику с преподаванием на медицинском факультете. Однажды, пройдясь по палатам госпиталя в Ла Сальпетриер и увидев сотни тяжелых больных, ­лишенных элементарной помощи, Шарко пережил моральное потрясение и тогда же принял решение: «Сюда нужно вернуться и здесь остаться». В 1848 году, в возрасте двадцати трех лет, он становится интерном в госпи­тале Ла Сальпетриер.

После защиты диссертации, посвященной изучению поражения суставов при хроническом ревматизме и подагре, в 1853 г. Ж. М. Шарко получил степень доктора медицины, и был оставлен на кафедре внутренних ­болезней, одновременно исполняя обязанности руководителя клиники. В 1856 г. ему было присвоено звание медика Центрального бюро, а в 1860-м — по итогам конкурса и в результате защиты докторской диссертации, предметом которой было хроническое воспаление легких, Ж. М. Шарко утвердили в звании профессора. С 1862 года он заведовал отделением госпиталя Ла Сальпетриер, в котором лечились около 5035 больных.

Здесь началась его разносторонняя, полная научных изысканий и открытий научная деятельность, которая обогатила науку драгоценными вкладами. Шарко было всего тридцать лет, когда он начал осуществлять преобразования в госпитале Ла Сальпетриер, превращая клинику из заброшенного приюта в центр научных иссле­дований, без материальной поддержки государства и общества. Своими руками великий ученый создал научную лабораторию, в которой сделал важные для патологической анатомии открытия, касавшиеся заболеваний почек, печени, легких, спинного и головного мозга.

Первые научные работы Ж. М. Шарко относятся к области суставного ревматизма и подагры. Он дал одно из первых описаний ревматоидного полиартрита (1853 г.), описал перемежающуюся хромоту (1858 г.). Эти работы были напечатаны в «Отчетах биологического общества» в 1851 г. и в 1852 г., а также отражены в его докторской диссертации (1853 г.). Свои первые научные труды, созданные в стенах Ла Сальпетриер, Ж. М. Шарко публиковал преимущественно в изданиях «Медицинские архивы» («Archives médicales dé la Salpêtrière»), а также в «Еженедельной газете» («Gazette hebdomadaire») и в других периодических изданиях. Кроме того, делал много сообщений в биологическом обществе (Société de biologie), где он был секретарем, а впоследствии — его вице-­президентом и президентом общества анатомии (Société anatomique) в Париже [1].

Госпиталь Ла Сальпетриер   Госпиталь Ла Сальпетриер

Лекция доктора Шарко в Ла Сальпетриере (Андре Бруйе, 1887 г.)   Лекция доктора Шарко в Ла Сальпетриере (Андре Бруйе, 1887 г.)

В этот же период своей деятельности французский невро­патолог Ж. М. Шарко уделял особое внимание ­изучению таких внутренних болезней, как пневмония, ­туберкулёз, болезнь почек, сердца, кровеносных сосудов, а также заболеваний, свойственных старческому возрас­ту, крове­творной системы, в частности лейкемии.

Результатом изучения пневмонии явились его две блес­тящие работы: «Хроническое воспаление легких» («De la pneumonie chronique», 1860 г.) и «Особенности воспаления легких у пожилых» («Observations sur la pneumonie de vieillards», 1868 г.). Обследуя больных с бронхиальной астмой, Шарко впервые описал проз­рачные острые октаэдры в селезенке, которые в последующем немецким терапевтом Э. Лейденом (1878 г.) были связаны с эозинофилией (кристаллы Шарко–Лейдена). Он также отметил разнообразные клинико-­морфологические проявления туберкулёза лёгких, повышение электрической проводимости кожи при тирео­токсикозе.

По мере погружения в научную работу интересы иссле­дователя сместились в сторону изучения строения мозга, поскольку одной из выдвинутых им гипотез возник­новения некоторых внутренних болезней было нарушение деятельности определенных структур мозга. На основе патоморфологических данных Ж. М. Шарко объяснил связь полиомиелита с другими заболеваниями, сопровождавшимися атрофией мышц. В своих трудах он дал толкование так называемому «суставу Шарко» — нейрогенному отеку сустава, который вызывался дегенерацией спинного мозга, при этом убедительно доказав, что эта патология никак не связана с ревматизмом. С наблюдением большего количества больных, у которых превалировала сложная в диагностическом отношении неврологическая симптоматика, в научной жизни иссле­дователя начинается следующий этап его профессиональной жизни, связанный с неврологией. При участии известного в то время невролога Ш. Бушара он занялся изучением возможных причин кровоизлияний в мозг. Ж. М. Шарко и Ш. Бушар отметили, что причиной этих кровоизлияний могут быть разорвавшиеся милиарные аневризмы, а коллеги Шарко — Ф. Вульпиан и Ж. Прево обратили внимание на то, что при поражении определенной зоны коры больших полушарий головного мозга возникает сочетанное отклонение глаз в сторону патологического очага.

Также к заслугам Ж.М. Шарко как невролога следует отнести описание дифтерийного паралича мягкого нёба (1862 г.), «душевной слепоты» (1882 г.), нев­ральной амиотрофии (совместно с П. Мари, 1886 г.), артро­патии при спинной сухотке, гипертрофического шейного пахи­менингита, облитерирующего энд­артериита, тремора при тиреотоксикозе и параплегии, как следствия проявлений хронической тиреотоксической миопатии, синдрома каро­тидного синуса, поражения передних рогов спинного мозга при полиомиелите. С 1876 г., благодаря клиническим наблюдениям Ж. М. Шарко и его сотрудников, в неврологии утвердилось понятие о «центральной геми­плегии». В основе открытий ученого лежал клинико-­анатомический подход, стремление установить связь между клиническими симптомами и локализацией структурных изменений нервной системы.

Рисунок Шарко, иллюстрирующий характерные нарушения позы и ходьбы, наблюдавшиеся им у больного с болезнью Паркинсона   Рисунок Шарко, иллюстрирующий характерные нарушения позы и ходьбы, наблюдавшиеся им у больного с болезнью Паркинсона

Прибор для записи тремора, изобретённый Шарко   Прибор для записи тремора, изобретённый Шарко

Вклад, внесенный в развитие неврологии Ж. М. Шарко и его школой, безусловно, огромен, поскольку им были впервые описаны клинические проявления и пато­морфологическая картина практически всех известных к тому времени заболеваний нервной системы, а также некоторые нозологические формы неврологической пато­логии. В процессе изучения неврологических заболеваний Шарко, как это тогда было принято, опирался на установки Дж. Морганьи, изложенные в его труде «О местонахождении и причинах болезни, обнаружива­емых путем рассечения». Жан Мартен был убежден, что каждое неврологическое заболевание, кроме нев­ро­зов, должно иметь характерный для него морфологический субстрат.

В 1869 г. и 1871 г. Ж. М. Шарко и его сотрудник А. Жоффруа описали неизвестные ранее заболевания: рассеянный склероз и боковой амиотрофический склероз. Прошло уже больше полутора веков с тех пор, как вели­кий врач впервые описал симптомы заболева­ния, которое на сегодняшний день является одним из наиболее распространенных хронических заболева­ний цент­ральной нервной системы — рассеянного склероза. Триада Шарко — нистагм, скандированная речь, интенционный тремор — сочетание трех важных признаков рассеянного склероза, по сути, стали первыми диагностическими критериями данной патологии.

Предложенное Ж. М. Шарко лечение рассеянного склероза по тем временам было смелым и новаторским, оно включало электростимуляцию и применение стрихнина, который оказывает стимулирующее действие на ЦНС, также им были рекомендованы инъекции хлорида золота, сульфата и нитрата серебра, которые, как считалось в то время, полезны при «нервных расстройствах». В свою очередь, научную ценность имеют его исследования болезней Меньера, Паркинсона, Джексоновской эпилепсии.

Шарко установил дифференциальные диагностические критерии этих форм патологии с другими, похожими по клиническим проявлениям, заболеваниями мозга. На своих лекциях, посвященных изучению данных заболеваний, он советовал называть их именами авторов, впервые описавших данную патологию, тем самым проявляя свою научную и моральную честность.

По инициативе Ж. М. Шарко в 1870 году в Париже был организован курс лекций по нервным болезням, имя его, сделавшееся известным не только во Франции, но и за границей, привлекло в аудиторию массу ино­странных медиков. Но начавшаяся в том же году франко-­германская война заставила ученого прекратить лекции, и в продолжение всего военного времени он ­отдался вполне практической деятельности врача в госпитале Ла Сальпетриер, оказывая помощь раненым. Парижский медицинский факультет в 1872 г. избрал Ж. М. Шарко профессором кафедры патологической анатомии, и в том же году он стал действительным членом Па­риж­ской медицинской академии.

В 1874 г. Шарко издал курс лекций «Болезни нервной системы», а в 1879-м — книгу «О локализации болезней мозга» — первое руководство по топической диагностике заболеваний нервной системы. В первой главе этой книги он писал: «Головной мозг не представляет собой органа однородного. Это есть скорее ассоциация или, если хотите, федерация, составленная из различных органов. С каждым из них связаны особенные свойства, отправления и способности».

Топическую диагностику заболеваний нервной системы автор основывал, главным образом, на сопоставлении результатов клинических наблюдений и проводимых им же патологоанатомических и гистологических исследований [1, 2].

Достижения первой в мире клиники и кафедры нервных болезней получили широкое признание и содействовали тому, что эти учреждения превратились в между­народный центр, способствовавший развитию неврологической науки во многих странах Европы.

Поистине неоценимый вклад внес Шарко в развитие психиатрии, а именно в понимание такого заболевания, как истерия. В течение двух последних десятилетий XIX в. психическое расстройство, называемое истерией, стало краеугольным камнем серьезных научных исследований. В сложных диагностических ситуациях, когда врачи не могли четко определиться с патологией, диагноз «истерия» был своеобразной диагностической «нишей». При этом сама истерия, как самостоятельная нозологическая форма, считалась странной и необыкновенной болезнью с непонятной и несистематизированной симптоматикой. Большинство врачей считало, что это специфически женская болезнь, конк­ретно, болезнь матки — отсюда и название «истерия». Французский невролог Ж. М. Шарко стал первым и наиболее значительным исследователем истерии (интересен факт, что начало исследованиям истерии было положено, когда Шарко пришлось взяться за лечение «неврологических расстройств» двух влиятельных пациентов-мужчин).

Особенностью клиники Ла Сальпетриер были мартов­­ские публичные лекции, во время которых Жан Мартен демонстрировал парижской публике истерические припадки in live, иллюстрируя на них свои теории. Все признавали, что Шарко проявлял известное мужество, отстаивая мнение о том, что истерия являлась болезнью, а не одержимостью или симуляцией, как было принято думать. Ж. М. Шарко подходил к изучению истерии с позиции таксономии, основной акцент он ставил на наблюдении, описании и классификации симптомов истерии, в особенности тех, которые были схожими с невро­логическими: параличи, потеря чувствительности, конвульсии и амнезия. В 1880 году он доказал, что эти симптомы имеют психологическую природу, индуцируя и снимая их с помощью гипноза.

Рисунок, отображающий приступ истерической дуги у пациентки клиники Ла Сальпетриер   Рисунок, отображающий приступ истерической дуги у пациентки клиники Ла Сальпетриер

Кафедра для душевых процедур, созданная Шарко   Кафедра для душевых процедур, созданная Шарко

Ученый определял истерию как своеобразную форму невроза, характеризующуюся периодическими судорожными припадками, а также постоянными признаками (стигмами). К ним он причислял расстройства чувствительности (анестезия и гипертрофированная чувствительность) и органов чувств (глухота и сужение полей зрения), а также двигательные нарушения (парезы и спас­тические расстройства). Шарко считал истерию функциональным расстройством, имитирующим разно­образные органические заболевания. В возникновении истерических симптомов он подчеркивал роль эмоций и внушения. Истерические, посттравматические и гипно­тические параличи Ж. М. Шарко расценивал как функциональные, отличая их от органических параличей, обусловленных повреждением нервной системы. Подобным образом исследователь выделил «динамическую» амнезию, снимаемую гипнозом, и органическую амнезию, не обнаруживающую этого свойства.

Он описал этапы развития «истерического припадка», выделяя, прежде всего, продром: изменение настроения, нарушение самочувствия, состояние дискомфорта, повышенная раздражительность, элективный или тотальный мутизм, за которыми следует истерическая аура (комок в горле, боли в животе, звон в ушах, усиленная пульсация в висках, потемнение в глазах). Следующий этап обозначался как судорожный период, который слагается из тонической фазы (сужение сознания, общая скованность, запрокидывание головы), клонической фазы (быстрые беспорядочные сокращения различных мышц, сменяющиеся общими вздрагиваниями), терминальной фазы, или фазы мышечного разрешения (плотно закрытые веки, порывистое дыхание, саливация). За этим этапом наступал период больших движений, или «страстных поз»: большие, быстрые размашистые движения, рас­пространяющиеся на все части тела. Наиболее демонстративной «страстной позой» является поза выгнутой дуги. Выкрикиваемые слова или фразы, сопутствующие данному периоду, по мнению Шарко, отражают охваты­вающую в это время пациента «фиксирующую идею». Заключительный период припадка описывался им как период постепенного восстановления ясности сознания с остаточными яркими, образными зрительными восприя­тиями. С точки зрения ученого, эмоции больных также представляли из себя истерические симптомы, а речь больных во время истерических эпизодов — бессмысленную «вербализацию».

Ж. М. Шарко педантично разработал проблему гипер­естезии истерического типа, довольно подробно описанной ранее Р. Briquet (1859 г.). Согласно представлениям Шарко, гиперестезия может затрагивать кожу, слизистые оболочки и внутренние органы (истерические боли). В зависимости от локализации гипер­естезии, по мнению исследователя, возникают так называемые «истерогенные» зоны, сдавление которых может вызвать или прекратить истерический припадок. Провокация истерического припадка путем сдавления истерогенной зоны могла иметь диагностическое и тера­пев­тическое значение, в частности, когда в результате этого наступало изменение клинической картины или «смещение» симптомов (например, припадок избавлял больную от длительно существовавшего истерического паралича). Результаты своих научных заключений Ж. М. Шарко на­глядно, с демонстрацией таких пациентов, представлял на своих лекциях. Один из таких примеров, описанных современником французского ученого Любимовым А. А., присутствовавшим на его лекции, посвященной демонстрации истерического ­конвульсивного припадка (индуцированного гипнозом), мы приводим ниже [3].

Последователи Шарко пытались превзойти сво­его учителя и установить этиологию истерии. Особенно сильным было соперничество между П. Жане и З. Фрейдом (впоследствии перешедшее в открытую и непримиримую личную вражду, поскольку каждый считал себя автором открытия этиологии истерии). Независимо друг от друга, П. Жане и З. Фрейд пришли к выводу, что именно в том, что Ж. М. Шарко считал «бессмысленными вербализациями», мог заключаться секрет истерии. После почти десяти лет исследований, в середине 90-х гг. XIX в. П. Жане в Париже, а З. Фрейд и Й. Брейер в Вене сформулировали один и тот же вывод: истерия представляет собой последствие психической травмы [4].

Ж. М. Шарко был уверен, что невроз, в отличие от нев­ро­­логических болезней, лишен какого бы то ни было пато­логоанатомического субстрата, обнаруживаемого при вскрытии. Тогда Шарко постулировал, что в основе нев­­роза лежит «функционально-динамическое нарушение», выявить которое — дело будущего. Уверенность автора в том, что психология не имеет никакого отношения к меди­цинской науке, помешала ему увидеть, что сформулированный им постулат приходит в противоречие с его же собственными клиническими данными. Ведь сам Жан Мартен неоднократно и ясно демонстрировал, что с помощью гипноза он может легко вызывать или снимать истерические симптомы, а «в параличах и иных своих проявлениях истерия как будто знать не знает об анатомии» [5].

Однако французский невропатолог был сосредоточен на научном анализе истерических феноменов, и методы лечения его интересовали меньше всего. К сожалению, его предположение, о том, что гипноз — патологическое явление, проявляющееся исключительно у истерических субъектов, болезненно подверженных внушению, было ошибочным. Заслугой Ж. М. Шарко является решительное разграничение истерии как психического заболевания от симуляции, а также первая попытка логического, рационального и психологического объяснения одержимости, экзорцизма и охоты на ведьм.

Психические расстройства у пациентов, гуляющих в саду больницы Ла Сальпетриер (литография Армана Готье, 1857 г.)   Психические расстройства у пациентов, гуляющих в саду больницы Ла Сальпетриер (литография Армана Готье, 1857 г.)

Жан Мартен Шарко демонстрирует пациентку в состоянии гипноза, 1879 г.   Жан Мартен Шарко демонстрирует пациентку в состоянии гипноза, 1879 г.

Исследователь отмечал в клинике заболевания значение внешних факторов и аутосуггестии для фиксации истерических расстройств. На склоне лет он оценивал истерию как болезнь психическую, с нервно-органической основой.

Позиция Ж. М. Шарко была существенно пересмотрена одним из его известных учеников — И. Бабинским, ­который трактовал истерию как психическое состояние, вызванное повышенной самовнушаемостью. Этот «гениальный скептик», как называли его современники, ставил перед собой задачу дать точное клиническое описание истерии. Вот к чему оно сводилось: «истерия есть особое психическое состояние, делающее человека способным к самовнушению.

Расстройства, которые происходят вследствие этого состояния, следует делить на первичные и вторичные. Первичные отличаются тем, что они всегда вызываются внушением и могут быть излечены противовнушением; вторичные расстройства могут «наслаиваться» на эти чисто истерические симптомы в качестве последующих осложнений (таковы атрофии мышц или ретракции ­сухожильно-связочного аппарата после долго длящихся истерических параличей и контрактур). Ни одного ­истинного симптома из органической невропатологии, даже простого паралича лицевого или лучевого нервов, никакое внушение никогда не в состоянии вызвать. Истерические стигмы в виде сенситивно-сенсорной геми­анестезии, концентрического сужения поля зрения, по сути, всегда результат непроизвольного внушения со стороны исследующего врача; при рациональном исследовании стигмы эти никогда больше не определяются».

Бывший ученик, а в последующем научный оппонент Ж. М. Шарко, И. Бабинский под истерическими «стигмами» понимал такие симптомы, которые могут быть вызваны произвольно, поэтому между симптомами истерическими и симулированными внешнего различия не существует — ни истерия, ни симуляция не могут создать того, что не зависит от воли. Истерик является, таким образом, в некотором смысле «полусимулянтом». Так как сущность всякого истерического симптома сводится всегда к внушению или самовнушению, и это есть обязательный, положительный признак. Однако основ­­ные идеи И. Бабинского, несмотря на сильнейшую оппозицию, все же восторжествовали, и с тех пор как он заявил о невозможности истерической арефлексии, ­геморрагии и гангрены, никто этих симптомов больше не описывал [6].

П. Жане, один из наиболее известных учеников Шарко, отмечал, что к 1847 году существовало около 50 определений истерии, но при этом отсутствовали реальные теории, объясняющие ее этиологию и патогенез. На следующем этапе изучения заболевания, который, по мнению автора, продолжался с середины XIX века до начала XX века, «стало осуществляться фундаментальное дело, дело изучения клиники, с необходимым терпением и проникновенностью все великие клиницисты внесли порядок в этот истинный хаос, распределив симптомы по отдельным, различным между собой группам». Этой проб­­леме П. Жане посвятил особую работу, предисловие к которой написал Ж. М. Шарко, где выделил, с одной стороны, 4 группы стигм (анестезия, амнезия, абулия, нарушение сна), с другой — «модифи­кации характера», свойственные больным истерией. Раскрывая эти характеры, он имел в виду не те особенно­­сти личности, которые «предшествуют симптомам» болезни, а те изменения её, которые болезнь привносит в структуру поведения больных. Моделью для развития концепции истерии П. Жане избрал «редукцию поля сознания».

На основе классических работ Ж. М. Шарко, И. Ба­бинс­кого, П. Жане и других ученых в XX веке в рамках «большой истерии» были выделены различные формы её проявления — психотические, невротические и психо­патические.

Шарко, незадолго перед смертью, частично изме­нил свои взгляды (например, признал, что истероэпилепсия — не самостоятельная нозологическая форма, а сочетание у одного индивида истерии и эпилепсии), он пришел к выводу, что истерия излечима путем воздей­ствия «силой разума на тело», то есть «посредством веры в выздоровление». Это достигается тремя элемен­­тами: антиципацией (предвосхищением) излечения, само­внушением и внушением [7].

Несколько слов необходимо сказать об известном во всем мире душе Шарко. Точно неизвестно, когда и при каких обстоятельствах придумал Ж. М. Шарко свой знаменитый душ. Собственно говоря, душ как тако­­вой изобрели древние греки, а профессор Парижского университета Ж. М. Шарко только слегка усовершенствовал и использовал в лечебных целях, и в этом ­состоит его заслуга. Как известно, согласно рекоменда­­ци­­ям ученого было изменено направление потока воды и его сила. С расстояния нескольких метров сильнейшая струя воды, направленная на больного, создавала эффект очень плотного массажа. Эта процедура весьма успокаи­­вала ­пациенток с истерией. Такой душ, как оказалось, повышает тонус мышц и улучшает кровообращение, снимает напряжение. Пятнадцатиминутная процедура вскоре была признана просто панацеей от всех нервных заболеваний и синдрома хронической усталости.

Описывая врачебную деятельность и научный путь Шарко, нельзя не вспомнить о нем как о человеке — личности. Современник Ж. М. Шарко, доктор медицины Любимов А. А., был его преданным учеником и почи­тателем. В своей книге под названием «Профессор Шарко» он ярко осветил жизненный путь французского ученого — врача. При этом отмечал, что Жан Мартен «имел живую органическую связь, и потому говоря о нем: как о естествоиспытателе — необходимо также сказать как о медике; как о профессоре-преподавателе — следует упомянуть как о художнике — артисте. Таким образом, нельзя не сделать общий вывод, что это была замечательная, феноменально крупная, широкая натура». Согласно воспоминаниям современников, Ж. М. Шарко по своим моральным качествам представлял собой светлую, высоконравственную, образ­цовую личность, и, судя по тому, что им было сделано для науки — это гениальная личность, ведь все, что он сделал, было для блага человечества — это «всемирный благодетель» [3].

В человеческом качестве французский ученый обладал высоким даром наблюдения, столь драгоценным для медика-исследователя, и, вместе с тем, очень чуткой, восприимчивой душой. В своих научных исследованиях он обращал внимание на те явления, которые поражали его своей особенностью, необычностью и оригинальностью. Изучая всесторонне, подвергая анализу при помощи точного научного метода, Жан Мартен обрисо­вывал их в такой ясной, определенной, верной с действи­тельностью форме, что представленное им делалось общим достоянием в науке. «Я не знал на земле лучшего наслаждения, — говорил он своим ученикам, — как открыть что-либо новое в том, что прежде проходило незамеченным перед нашими глазами, а мы обыкновенно видим только то, что уже знаем».

Профессор Ж. М. Шарко в силу своего либерализма предоставлял каждому свободу выражений собственных убеждений и действий. В нем не было и тени олицетворения поглощающего все собою персонализма при дости­жении им высокого положения.

Особой терпимостью Шарко отличался от других врачей того времени. Такие качества, как терпение, само­обладание и человеческое участие, которые он проявлял с «истеричными больными, не всегда располагающими к себе по поступкам», были основными в его характере как врача, так и человека. Известности и успеху лечения немало содействовали заботливость, сердечность и гуманность, с которыми профессор Ж. М. Шарко относился к своим пациентам, а потому его приемная, как в собственном доме, так и в Ла Сальпетриер, всегда была переполнена людьми (до 5 тыс. в год). Больные испытывали к нему не только любовь, но и огромную признательность.

Говоря о нравственных качествах его благородной души, необходимо рассказать о нем как об общественном деятеле и как семьянине. Близкие к Шарко люди знали его как порядочного семьянина, любящего супруга и отца. В его семье всегда была «гармония характеров, нравственных убеждений и душевных стремлений» [3].

Свои личностные качества в сочетании с даром оратора и учителя он проявлял на пользовавшихся большой популярностью лекциях, привлекавших каждый раз в громадную аудиторию Ла Сальпетриер многосотенную толпу слушателей. На этих лекциях слуша­­тели с увлечением и наслаждением следили за его «ясным, легко доступным пониманию изложением соответствующего предмета». Ученики профессора Ж. М. Шарко, ставшие давно самостоятельно практикующими врачами, старались не пропускать лекции учителя, чтобы послушать «вечно живое, никогда не останавливающееся в своем развитии поучительное слово», что указывало на связь, которая оставалась на­всегда между учителем и учениками. Его живое, красноречивое слово приковывало к себе внимание ­слушателя. Лекции по вторникам сопровождались клиническими разборами, во время которых слушателей поражала точность диагностики впервые увиден­­ного больного.

Портрет личности Шарко допол­­няют впечатления З. Фрейда, впервые увидевшего его 20 октября 1885 года. «Когда часы пробили десять, вошел Жан Мартен, ­высокий 58-летний мужчина, в цилиндре, с глазами темными и необычайно мягким взглядом, с длинными зачесанными назад волосами, гладко выбритый, с очень выразитель­­ными чертами лица: короче говоря, это лицо мирского священника, от которого ожидают гибкого разума и понимания жизни. Как преподаватель Ж. М. Шарко был просто великолепен: каждая из его лекций по своей композиции и конструкции представляла собой маленький шедевр, каждая фраза производила глубокое впечатление на слушателей и вызывала отклик в уме каждого из них. Лекции были совершенны по стилю, давали мысли на весь последующий день» [3, 5].

По мнению соотечественников, профессор Шарко был великой личностью: любезный, ­добродушный, остроумный, выделяющийся среди других врожде­­нным превосходством. Увлекался философией, лите­ратурой, очень любил живопись и сам неплохо рисо­­­вал, иллюстрируя свои научные монографии. Его личные коллекции предметов искусства составили ­собра­­ния двух музеев. Стены дома, в котором жил вели­­кий ученый, были украшены фрагментами средне­вековых фресок, гравюр, картин Питера Пауля Рубенса, Рафаэля Санти, Никола Пуссена. Исследователь ­коллекционировал картины, мозаики, гобелены, барельефы, изображавшие больных с различными неврологическими заболе­ва­ниями, и на этой основе, в соавторстве со своим старшим ассистентом П. Рише, издал два тома художественных иллюстраций. Один из них был назван «Одержимые де­моном в искусстве» и содержал картины исцеле­­­ния Христом и святыми «бес одержимых», другой — «Уродства и болезни в искусстве», в котором большое место отвел сценам исцеления парализованных и слепых. Ж.М. Шарко предпочитал собственноручно иллюстри­ровать интересные клинические случаи в своих научных публикациях.

Единственным отдыхом от сверхчеловеческой работы для ученого была музыка. По четвергам он устраивал музыкальные вечера, на которых запрещалось даже упоми­­нать о медицине. В редкие минуты отдыха музыка ­составляла для него душевное наслаждение. Сам он не был музыкантом, но глубоко понимал и любил музыку, отдавая предпочтение классическим произведениям. Любимыми его композиторами были Людвиг ван Бетховен, Карл фон Вебер. Жан Мартен был истинным знатоком и тонким, верным критиком музыки. Его творческие четверги посещали ведущие французские и зарубежные политики, писатели, художники. Может быть, из-за любви к искусству он увлекся ис­следованием психо­логии творчества.

Как творческая личность, в свое свободное время профессор Ж. М. Шарко занимался копированием картин известных художников Альбрехта Дюрера, Леонара Лимозена. Некоторые копии и собственные произведения были сделаны им на полотне, фарфоре, фаянсе. В душе ученый был поклонником классической литера­­туры. Владение в совершенстве английским языком, как в современной, так и в старой его форме, по­зво­­ля­ло ему во всех тонкостях понимать любимого им Вильяма Шекспира, труды которого составляли главный источник цитат и сравнений во время лекций и клини­ческих разборов, а знание немецкого — цитировать Данте Алигьери во время бесед с учениками и спорах с научными оппонентами.

В августе 1893 года Ж. М. Шарко в связи с участившимися приступами стенокардии поехал отдыхать на берег Сеттонского озера в Морване (департамент Ньевр). В поездке его сопровождали бывшие ученики, профессора Парижского медицинского факультета М. Дебове и Р. Страусс. Согласно планам Шарко, поездка носила не только оздоровительный характер, но и научный. Даже во время отдыха он продолжал работать, высказывая новые идеи и творческие замыслы. К сожалению, это было последнее его путешествие, 16 августа 1893 года великого ученого и врача не стало. Похороны великого ученого прошли, как он и завещал, тихо и скромно.

В заключение хотелось бы отметить, что врач-­гуманист, исследователь и педагог Ж. М. Шарко обладал широтой научных познаний, исследовательским пытливым умом, человеколюбием и высокими моральными принципами, что позволило ему создать основу современной науки, обогатить ее важными данными о соотно­шении структуры и функции, воспитать плеяду учеников, продолживших его дело.

Литература

1. Charcot J.-M. Leçons sur les maladies du systçme nerveux, 3 vols. 1885-1887 ; в рус. пер. : Шарко Ж. М. Клинические лекции по нервным болезням ; пер. с франц. — Харьков, 1885.

2. Филимонов И. Н. Работы Ж. М. Шарко и неврология нашего времени / И. Н. Филимонов // Клиническая меди­цина. — 1925. — Т. 3, № 8-9. — С. 233.

3. Любимов А. А. Профессор Шарко. Научно-биографический этюд / А. А. Любимов. — СПб., 1894. — 77 с.

4. История психологии в лицах. Персоналии ; под. ред. Л. А. Кар­пен­ко // Психологический лексикон. Энциклопедический словарь в шести томах / ред.-сост. Л. А. Карпенко ; под общ. ред. А. В. Петровского. — М. : ПЕР СЭ, 2005.

5. Хорошко В. К. Памяти Ж. М. Шарко / В. К. Хорошко // Кли­ни­ческая медицина. — 1925. — Т. 3, № 8-9. — С. 237.

6. Бехтерев В. М. К воспоминаниям о Шарко / В. М. Бехтерев // Современная психоневрология. — 1925. — № 8. — С. 14-17.

7. Федунина Н. Ю. Франко-русские контакты в области гипнотизма и внушения в конце XIX — начале XX века / Н. Ю. Федунина // Методология и история психологии. — 2011. — Т. 6, вып. 2. — С. 74-91.

Подготовили: С.П. Колядко, д.мед.н., Г.Ю. Каленская, к.психол.н.,
Государственное учреждение «Институт неврологии, психиатрии и наркологии НАМН Украины», г. Харьков

Український вісник психоневрології. — Т. 23, вип. 1(82). — 2015. — С. 151-156.