Буспирон: новые возможности лечения тревожных и депрессивных расстройств в неврологической практике
Невротические расстройства в настоящее время являются одной из ведущих медико- социальных проблем. Их распространенность в популяции чрезвычайно высока – 10-20% всего населения в развитых странах [6, 24], причем средний ежегодный показатель прироста в мире превышает 10%. Соответственно, существенно растет и социально-экономическое значение неврозов (расходы на лечение, оплата нетрудоспособности, снижение эффективности труда и др.), а также их психологическая роль (влияние на социальные и личностные контакты, десоциализация и т. д.). Поэтому проблема эффективной диагностики и лечения невротических расстройств выходит сегодня на одно из первых мест в медицине и фармакологии.
Одним из наиболее характерных клинических проявлений неврозов, а также психоэмоциональных расстройств в рамках психосоматики являются тревожные расстройства [6, 8].
В клинической практике тревожные и тревожно- фобические состояния могут наблюдаться как в рамках неврозов (неврастения, психастения), так и в качестве самостоятельных нозологических форм (генерализованное тревожное расстройство, панические атаки, социальная фобия и др.), или в сочетании с депрессивной симптоматикой.
Тревожно-депрессивные расстройства являются наиболее распространенными (до 70%) формами депрессивных состояний непсихотического генеза [3, 24], в наибольшей степени способствующими дезадаптации и десоциализации личности, а также весьма сложными в фармакотерапевтическом плане. Тревожность при неврозах значительно ухудшает психоэмоциональное состояние больных, способствует усугублению невротизации личности, усложняет социальную адаптацию и снижает качество жизни, то есть в данной ситуации тревога приобретает роль самостоятельного патогенетического фактора. Длительная тревожность (и/или фобия) способствует формированию психосоматической патологии, ухудшает течение и прогноз уже имеющихся соматических заболеваний [2, 6]. Наконец, тревожные расстройства являются характерным феноменом старения, значительно учащаясь и усугубляясь с возрастом. Одним из таких зависящих от возраста состояний следует назвать климактерический синдром, при котором тревожные проявления являются практически облигатным компонентом психоэмоционального дисбаланса, нередко доминирующим в клинической неврологической симптоматике при данной нозологии.
В целом, тревожные расстройства в неврологической и общемедицинской практике можно разделить на следующие основные группы:
• тревожные расстройства в рамках неврозов (неврастения, психастения);
• тревожные расстройства в сочетании с депрессивной симптоматикой (тревожно-депрессивные расстройства);
• тревожные расстройства в рамках психосоматической патологии;
• тревожность при физиологическом старении или в результате воздействия хронического стресса (вне рамок конкретных нозологических форм).
При этом следует подчеркнуть, что лечение тревожных состояний требует применения специфической фармакотерапии вне зависимости от рамок конкретной нозологической формы. При тяжелых формах тревожных расстройств (генерализованном тревожном расстройстве (ГТР), посттравматическом стрессовом расстройстве, панических атаках, социальной фобии) в сочетании с выраженной депрессивной симптоматикой целесообразно применение антидепрессантных препаратов (преимущественно селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС) – сертралина, пароксетина) или атипичных нейролептиков (сульпирида). В то же время при начальных стадиях развития тревожных состояний, в том числе в рамках неврозов, при тревожно-
депрессивных расстройствах с преобладанием тревожной симптоматики, психосоматической патологии, старческой тревожности, климактерическом синдроме (то есть при наиболее многочисленных и социально значимых формах тревожных расстройств) основным патогенетически обоснованным инструментом фармакотерапии следует считать назначение соответствующего анксиолитика.
Анксиолитики: проблема выбора
Выбор адекватного препарата для лечения тревожных и тревожно-депрессивных расстройств должен базироваться как на известных механизмах формирования синдрома тревоги, так и на фармакологических характеристиках тех или иных средств.
Патогенез тревожных расстройств достаточно сложен. По современным представлениям, развитие тревоги не является результатом дисфункции какой-либо одной нейромедиаторной системы, а отражает возникновение системного регуляторного дисбаланса различных нейромедиаторов на самых разных уровнях структурно-функциональной организации – от молекулярного до уровня целостного мозга [5, 7, 28]. Ключевое место в формировании отмеченного дисбаланса традиционно отводят ГАМК-ергической системе. В то же время в последние годы накапливается все больше данных, свидетельствующих о важной роли в патогенезе тревожности серотониновой дисфункции – гиперактивности серотонинергической системы, а также глутаматной и нейропептидной медиации.
В связи с этим сегодня анксиолитики, или транквилизаторы, представляют собой одну из наиболее многочисленных групп нейро- и психотропных средств. Согласно последней классификации, учитывающей в первую очередь механизмы действия этих средств [4], все анксиолитики подразделяются на традиционные и новые.
Традиционные анксиолитики:
• прямые агонисты ГАМК-А-бензодиазепинового рецепторного комплекса (производные бензодиазепина);
• препараты разного химического строения (мепробамат, бенактизин, мебикар, оксилидин и др.).
Новые анксиолитики:
• частичные агонисты бензодиазепинового рецептора, вещества с различной тропностью к его и ГАМК-А-бензодиазепинового рецептора (абекарнил, алпидем, золпидем, зопиклон, имидазенил, бретанезил, дивалон, гидазепам и др.) субъединицам;
• эндогенные регуляторы ГАМК-А-бензодиазепинового рецепторного комплекса (эндозепины – ингибитор связывания диазепама и его фрагменты, производные β-карболина, никотинамида и др.);
• агонисты ГАМК-В-бензодиазепинового рецепторного комплекса (ноофен);
• мембранные модуляторы ГАМК-А-бензодиазепинового рецепторного комплекса (мексидол, афобазол, ладастен и др.);
• глутаматергические анксиолитики (конкурентные и неконкурентные антагонисты NMDA-рецептора, антагонисты AMPA-рецептора, лиганды глицинового участка);
• серотонинергические анксиолитики: агонисты и частичные агонисты серотониновых 1А-рецепторов (буспирон, гепирон и др.), антагонисты 1С-, 1D-, 2А-, 2В-, 2С-рецепторов (ритансерин, алтансерин и др.), серотониновых 3А-рецепторов (закоприл, ондансентрон и др.);
• β-адреноблокаторы (пропранолол и др.);
• метаболиты нуклеиновых кислот (уридин, калия оротат и др.);
• вещества, влияющие на энергетический статус мозга: лиганды аденозиновых рецепторов (А1), вещества, влияющие на биоэнергетический обмен мозга (литонит, никогамол, никотинат рубидия);
• гормональные вещества (кортикотропин-рилизинг-гормон, эпифизарный гормон мелатонин и др.);
• анксиолитики на основе нейропептидов (пептиды холецистокинина, нейропептид Y, энкефалины, селанк, ноопепт и его метаболит, ингибиторы пролилэндопептидазы и др.);
• разные вещества: антагонисты σ2-рецепторов; антагонисты нейрокинина 1; агонисты гистаминовых
Н3-рецепторов; ингибиторы МАО-А, ДОФА-декарбоксилазы; препараты из других групп психотропных средств; препараты растительного происхождения и др.
Далеко не все из вышеперечисленных анксиолитиков уже нашли свое применение в клинике. Многие из упомянутых веществ либо прошли только доклинический этап исследований, либо находятся в той или иной фазе клинических испытаний.
В то же время практический выбор реального препарата анксиолитика на отечественном фармацевтическом рынке весьма ограничен. Подавляющее большинство представленных на нем препаратов относится к бензодиазепиновым производным.
Бензодиазепины: «за» и «против»
Бензодиазепины – наиболее распространенные и популярные транквилизаторы. Являясь основой данной группы лекарственных средств, бензодиазепины обладают выраженным противотревожным и антифобическим действием, что позволило на этапе их внедрения в клиническую практику добиться значительных успехов в лечении тревожных состояний различной этиологии.
Однако по мере накопления клинического опыта применения классических бензодиазепинов (хлордиазепоксида, диазепама, оксазепама, лоразепама, феназепама и др.) все большее внимание стали уделять побочным эффектам данных средств, нередко перекрывающим их достоинства и приводящим к развитию серьезных осложнений и, в итоге, к отмене лечения.
К основным недостаткам применения бензодиазепинов следует отнести:
• психомоторную заторможенность, вялость, сонливость;
• миорелаксацию, физическую слабость;
• когнитивные нарушения;
• нарушения координации, головокружение;
• депрессию;
• толерантность и зависимость (после 1-2 месяцев приема);
• синдром отмены;
• тератогенное действие;
• высокий потенциал межлекарственного взаимодействия;
• сложности в прописывании.
В связи с вышеупомянутым одним из путей развития фармакологии анксиолитиков стало создание бензодиазепинов с коротким периодом полувыведения (алпразолама, мидазолама, гидазепама), что позволило уменьшить проявления отмеченных недостатков, но не устранить их. Наконец, включение подавляющего большинства представителей бензодиазепинов в список психотропных средств с соответствующими жесткими требованиями к их прописыванию существенно ограничивает их доступность в целом.
Особый интерес для врачей самых различных специальностей представляет появление в Украине принципиально иного анксиолитика серотонинергического типа действия – буспирона.
Буспирон – новая стратегия в нейропсихофармакологии
Буспирон отличается по своей химической структуре от всех других ранее известных анксиолитиков и принадлежит к классу азаспиронов.
Он занимает особое место среди всех нейрофармакологических средств и его можно рассматривать как препарат, сочетающий в себе свойства анксиолитика и антидепрессанта. Такой профиль фармакологической активности определяется своеобразным комплексным механизмом действия буспирона.
В основе эффектов этого анксиолитика лежит, прежде всего, серотонинергическое действие. Он является специфическим агонистом одного из подтипов серотониновых рецепторов – 5-НТ1А [9, 13, 22]. Как известно, 5-НТ1А-рецепторы располагаются в ЦНС как пре-, так и постсинаптически [13]. Если через постсинаптические 5-НТ1А-рецепторы реализуются основные физиологические функции серотонина (в том числе регуляция психоэмоционального статуса, сна, нейроэндокринных функций), то пресинаптические 5-НТ1А-рецепторы регулируют по принципу обратной связи интенсивность высвобождения серотонина из пресинаптических нервных окончаний. При активации последних в условиях избыточной синаптической концентрации серотонина происходит ослабление выброса медиатора в синаптическую щель.
Сегодня достаточно обоснованно положение о том, что в патогенезе тревожности, наряду с ослаблением ГАМК-ергических влияний, существенное место занимает патологическая активация серотонинергической системы в целом, и при этом – повышение пресинаптической чувствительности 5-НТ1А-рецепторов [26].
Буспирон обладает уникальными свойствами фармакологического «корректора» серотонинергической медиации. При тревожности, в условиях гиперактивности серотонинергической системы (прежде всего в структурах лимбико-ретикулярного комплекса), он стимулирует пресинаптические
5-НТ1А-рецепторы, блокирующие выброс серотонина, то есть действует как антисеротонинергический препарат, влияя на важнейшие нейромедиаторные механизмы развития синдрома тревоги [9]. В то же время при ослаблении серотонинергической медиации, в частности при депрессивных состояниях, сопровождающихся снижением синаптической концентрации серотонина, буспирон как агонист преимущественно взаимодействует с постсинаптическими 5-НТ1А-рецепторами, тем самым способствуя активации серотонинергических процесссов. Именно с этим механизмом действия связаны перспективы применения буспирона в лечении депрессивных расстройств.
Кроме того, данный препарат является блокатором дофаминовых
D2-рецепторов (как пре-, так и постсинаптических). Он непосредственно не взаимодействует с ГАМК-рецепторами (в том числе и с участками связывания бензодиазепинов), однако есть основания предполагать наличие у буспирона ГАМК-ергических эффектов, возможно, определяющихся взаимодействием с какими-либо другими компонентами ГАМК-бензодиазепинового рецепторного комплекса.
Наконец, буспирон в организме метаболизируется с образованием активного метаболита – 1-фенилпиперазина (1-ФП), активно связывающегося с α-адренорецепторами и обладающего адренергическим влиянием. В частности, 1-ФП ускоряет передачу импульсов в адренергических нейронах голубого пятна [1]. Этим также могут объясняться антидепрессивные эффекты буспирона, особенно в клинических случаях, резистентных к терапии препаратами СИОЗС, о чем подробнее будет сказано ниже.
Буспирон не обладает какими-либо эффектами в отношении других нейромедиаторных систем (холин-, гистамин-, глутаматергической, нейропептидных и др.). В итоге, комплексное мультимодальное действие буспирона определяет перспективы его применения в клинической практике.
Прежде всего, буспирон оказался эффективным инструментом фармакотерапии наиболее сложных в курабельном плане форм тревожных расстройств, в частности ГТР.
При 12-месячном курсе терапии тяжелой формы ГТР препарат в дозах 15-20 мг/сут выражено улучшал состояние пациентов по критериям шкалы НАМА [11, 18]. Основное улучшение достигалось уже в течение 3-6 месяцев лечения с последующей незначительной положительной динамикой. При этом в прямых сравнительных исследованиях была показана сопоставимость эффективности буспирона и эталонных анксиолитиков – бензодиазепинов (диазепама, лоразепама, алпразолама и др.) [17, 30], однако при существенно лучшей переносимости буспирона (минимум побочных эффектов, отсутствие привыкания и синдрома отмены) и, соответственно, при значительно меньшем числе случаев отказа от лечения.
Особо следует подчеркнуть эффективность буспирона (в дозах до 40 мг/сут) при сочетании ГТР и депрессии при оценке динамики симптомов одновременно по шкалам НАМА и НАМD [34], что свидетельствует о наличии двух параллельных независимых клинических эффектов препарата – анксиолитического и антидепрессивного. В итоге, сегодня буспирон рассматривают как один из препаратов выбора в лечении ГТР [11, 15], характеризующийся высокой степенью эффективности и безопасности.
Было также выявлено благоприятное воздействие буспирона на клиническую симптоматику при одной из наиболее распространенных форм тревожных расстройств – социальной фобии (СФ). При 12-недельной терапии буспироном в дозе до 45 мг/сут у двух третьих пациентов с СФ отмечалось выраженное улучшение состояния по шкале CGI [10, 32].
В то же время при панических атаках эффективность терапии буспироном остается под сомнением. Имеющиеся данные либо не подтверждают ее [33], либо свидетельствуют о незначительно выраженном эффекте [16].
Несомненный интерес представляет возможность применения буспирона у пациентов с неврозами на фоне различной психосоматической симптоматики. Как известно, тревожный и тревожно-депрессивный синдромы являются практически облигатными компонентами различных клинических форм неврозов [6], а также весьма часто сопровождают важнейшие формы психосоматической патологии – ишемическую болезнь сердца, гипертоническую болезнь, нейроциркуляторную дистонию, синдром раздраженного толстого кишечника и др. Поэтому возможность одномоментной реализации анксиолитического и антидепрессивного действия с помощью одного лекарственного средства представляется весьма привлекательной и заслуживающей внимания.
В рамках 3-недельного сравнительного изучения буспирона (10-20 мг/сут) и лоразепама при сочетанном тревожно-депрессивном синдроме при кардионеврозе оба препарата оказались одинаково эффективны в устранении тревожных проявлений упомянутого синдрома по данным шкалы НАМА. Но буспирон, в отличие от лоразепама, оказался действенным инструментом воздействия и на депрессивную симптоматику по данным шкалы НАМD [31]. При этом лечение буспироном лучше переносилось, а при долговременном (4-летнем) периоде наблюдения только у 38% пациентов, получавших этот препарат, возникла необходимость в последующем приеме бензодиазепинов; среди пациентов, получавших лоразепам, – у 64%. Приведенные данные представляются весьма важными в плане оценки долгосрочной эффективности курсовой терапии буспироном. Можно предположить, что даже относительно краткий (3-недельный) курс лечения данным препаратом вызывает глубокую перестройку регуляторных центров и межнейронных взаимосвязей (прежде всего в мезолимбической и мезокортикальной системах), способствующую длительной стабилизации нейромедиаторного баланса, причем существенно более выраженной, чем после терапии бензодиазепинами.
Еще одним заслуживающим внимания аспектом применения буспирона является его использование в лечении стресс-индуцированной тревоги, то есть вне рамок конкретной нозологической формы, в общемедицинской практике. При 3-недельном курсе буспирон в дозе 20-25 мг/сут оказался действенным средством устранения тревожной симптоматики по шкалам НАМА и CGI у упомянутой категории лиц при хорошей переносимости лечения [14].
Наконец, следует также отметить эффективность буспирона в лечении синдрома тревоги у пациентов с алкоголизмом [21].
Еще одной областью применения буспирона в клинической практике являются депрессивные и обсессивно-компульсивные расстройства. Следует сразу же подчеркнуть, что буспирон не имеет самостоятельной клинической ценности в качестве антидепрессанта.
В то же время этот препарат оказался важным инструментом повышения эффективности антидепрессивной терапии препаратами СИОЗС в случаях резистентных депрессий как психотического, так и реактивного генеза. Добавление буспирона к стандартным схемам назначения СИОЗС приводило к значительному снижению доли резистентных пациентов и повышению клинической эффективности [20, 23, 29]. При этом включение в терапию буспирона способствовало существенному снижению риска развития сексуальной дисфункции – одного из серьезных осложнений терапии СИОЗС [23, 25].
Аналогичные данные были получены и при добавлении буспирона к препаратам СИОЗС при лечении резистентных форм обсессивно-компульсивного расстройства [19].
Таким образом, буспирон представляет собой принципиально новое средство в нейрофармакологии. Хотя его механизмы действия и клинические возможности еще не раскрыты в полной мере, потенциал выглядит весьма многообещающе.
Важным условием достижения комплайенса при терапии буспироном является осведомленность о сроках наступления его клинического эффекта. Следует помнить, что, в отличие от бензодиазепинов, первые проявления действия буспирона отмечаются только на 2-3-й неделе терапии, что связано с поликомпонентной перестройкой рецепторного аппарата в ЦНС и достижением нейромедиаторного баланса. Поэтому в данной ситуации необходима готовность врача и пациента к более длительной терапии для достижения желаемого результата.
Ведущим критерием целесообразности назначения буспирона в клинической практике является, наряду с эффективностью, и безопасность. Буспирон принадлежит к достаточно безопасным нейротропным препаратам. Среди наиболее распространенных его побочных эффектов – сонливость, головная боль, головокружение, возбуждение, то есть профиль безопасности данного средства существенно благоприятнее, чем бензодиазепинов или СИОЗС. Буспирон не обладает риском развития привыкания и зависимости, ему совершенно не свойственен синдром отмены; препарат также не обладает негативным влиянием на когнитивные функции и сексуальную сферу, не вызывает развитие серотонинового синдрома, не повышает судорожную готовность мозга [12, 18].
Буспирон также обладает незначительным потенциалом межлекарственного взаимодействия, что позволяет широко применять его совместно с другими нейро- и психотропными (антидепрессанты, нейролептики, антиконвульсанты) и соматотропными (антигипертензивные и гипогликемические средства, Н2-блокаторы и др.) средствами.
Буспирон обладает линейной фармакокинетикой с периодом полувыведения 2-3 часа. С возрастом параметры биотрансформации буспирона в организме не изменяются, что позволяет безопасно применять его у пациентов пожилого и старческого возраста в стандартных дозировках, без повышения риска кумуляции и развития побочных эффектов.
При лечении буспироном титрование дозы производится достаточно просто. Стартовую дозу (5 мг х 3 раза/сут) постепенно повышают на 5 мг с интервалом в 2-3 дня до достижения эффективной дозы, составляющей, как правило, 20-30 мг/сут.
На фармацевтическом рынке Украины буспирон представлен препаратом буспирон ГЕКСАЛ в виде таблеток по 5 мг и 10 мг, что позволяет максимально индивидуализировать терапию в зависимости от диагноза, анамнеза и эффективности лечения у конкретного больного.
В заключение следует подчеркнуть, что в последние десятилетия в нейропсихофармакологии наблюдается определенное «размывание» границ отдельных групп препаратов. Созданы и широко используются лекарственные средства с сочетанными свойствами нейролептика и антидепрессанта; антиконвульсанта и антидепрессанта; нейролептика и анксиолитика; анксиолитика и антидепрессанта и т. д. В этом отношении буспирон можно рассматривать как нейротропное средство нового поколения, существенно расширяющее границы традиционных представлений об анксиолитиках и их клинических возможностях. Накопление отечественного опыта применения буспирона позволит оптимизировать стратегию лечения тревожных и депрессивных расстройств в неврологической практике и расширить возможности современной нейрофармакологии в целом.
Литература
1. Арана Д., Розенбаум Д. Фармакотерапия психических расстройств. – М.: Бином, 2004. – 415 с.
2. Бурчинський С.Г. Нові аспекти фармакотерапії психосоматичної патології // Ліки. – 2004. – № 5-6. – С. 28-32.
3. Бурчинский С.Г. Проблемы фармакотерапии невротических и соматизированных депрессий: критерии выбора антидепрессанта // Здоров'я України. – 2005. – № 6. – С. 15.
4. Воронина Т.А., Середенин С.Б. Перспективы поиска новых анксиолитиков // Экспериментальная и клиническая фармакология. – 2002. – № 5. – С. 4-17.
5. Калуев А.В. Проблемы изучения стрессорного поведения. – К.: Центр физиолого-биохимических проблем, 1998. – 133 с.
6. Карвасарский Б.Д. Неврозы. – М.: Медицина, 1990. – 573 с.
7. Лапин И.П. Нейрохимическая мозаика тревоги и индивидуализация психофармакологии // Тревога и обсессии. – М.: Изд-во РАМН, 1998. – С. 12-20.
8. Никифоров А.С. Неврозы // Журнал невропатологии и психиатрии. – 1998. – № 11. – С. 33-37.
9. Anon A. Buspiron bei Angst und Depression // Pharm Ztg. – 1996. – Vol. 34. – P. 43.
10. Aouizerate B., Martin-Guehl C., Tignol J. Neurobiology and pharmacology of social phobia // Encephale. – 2004. – Vol. 30. – P. 301-313.
11. Baldwin D.S., Polkingham C., Evidence-based pharmacotherapy of generalized anxiety disorder // Int J Neuropsychopharmacol. – 2005. – Vol. 8. – P. 293-302.
12. Balster R.L. Abuse potential of buspirone and related drugs // J Clin Psychopharmacol. – 1990. – Vol. 10 (Suppl. 3). – P. 31S-37S.
13. Blier P., Ward N.M. Is there a role for 5-HT1A-agonists in the treatment of depression? // Biol Psychiat. – 2003. – Vol. 53. – P. 193-203.
14. Bohm C., Placchi M., Stallone F. et al. A double-blind compa-rison of buspirone, clobazam, and placebo in patients with anxiety treated in a general practice setting // J Clin Psychopharmacol. – 1990. – Vol. 10 (Suppl. 3). – P. 38S-42S.
15. Chessick C.A., Allen M.H., Thase M. et al. Asapirones for gene-ralized anxiety disorder // Cochrane Database Syst Rev. – 2006. – Vol. 3. – CD 006115.
16. Cottraux J., Note I.D., Cungi C. et al. A controlled study of cognitive behaviour therapy with buspirone or placebo in panic disorder with agoraphobia // Brit J Psychiat. – 1995. – Vol. 167. – P. 635-641.
17. Dimitriou E.C., Parashos A.J., Giouzepas J.S. Buspirone vs alprazolam: a double-blind comparative study of their efficacy, adverse effects and withdrawal symptoms // Drug Invest. – 1992. – Vol. 4. – P. 316-321.
18. Feighner J.P. Buspirone in the long-term treatment of generalized anxiety disorder // J Clin Psychiat. – 1987. – Vol. 48 (Suppl. 12). – P. 3-6.
19. Grady T.A., Pigott T.A., L'Heureux F. et al. Double-blind study of adjuvant buspirone for fluoxetine-treated patients with obsessive-compulsive disorders // Amer J Psychiat. – 1993. – Vol. 150. – P. 819-821.
20. Joffe R.T., Schuller D.R. An open study of buspirone augmentation of serotonin reuptake inhibitors in refractory depression // J Clin Psychiat. – 1993. – Vol. 54. – P. 269-271.
21. Kranzler H.R., Burleson J.A., del Boca F.K. et al. Buspirone treatment of anxious alcoholics // Arch Gen Psychiat. – 1994. – Vol. 51. – P. 720-731.
22. Mahmood I., Sahajwalla C. Clinical pharmacokinetics and pharmacodynamics of buspirone, an anxiolytic drug // Clin Pharmacokinet. – 1999. – Vol. 36. – P. 277-287.
23. Marangell L.B. Augmentation of standard depression therapy // Clin Ther. – 2000. – Vol. 22 (Suppl. A). – P. A25-A38.
24. Marks I.E. Cure and care of neurosis. – N.Y.: J.V. Scott Med Found, 2001. – 429 p.
25. Norden M.J. Buspirone treatment of sexual dysfunction associated with selective serotonin re-uptake inhibitors // Depression. – 1994. – Vol. 2. – P. 109-112.
26. Overstreet D.H., Commissaris R.C., de la Garza R. et al. Involvement of 5-HT1A-receptors in animal tests of anxiety and depression: evidence from genetic models // Stress. – 2003. – Vol. 6. – P. 101-110.
27. Pollack M.H. Comorbid anxiety and depression // J Clin Psychiat. – 2005. – Vol. 66 (Suppl. 8). – P. 22-29.
28. Redoux L. Neurotransmitter basis of anxiety. Anxiety: basic and clinical research. – N.Y.: Hammerworth Press, 2001. – P. 36-50.
29. Ros S., Aguera L., de la Gandara J. et al. Potentiation strategies for treatment-resistant depression // Acta Psychiat Scand. – 2005. – Suppl. 428. – P. 14-24.
30. Sacchetti E., Zerbini O., Banfi F. et al. Overlap of buspirone with lorazepam, diazepam and bromazepam in patients with generalized anxiety disorder: findings from a controlled,
multicentre, double-blind study // Hum Psychopharmacol. – 1994. – Vol. 9. – P. 409-422.
31. Scheibe G. Four-year follow-up in 40 out-patients with anxiety disorders: buspirone versus lorazepam // Eur J Psychiat. – 1996. – Vol. 10. – P. 25-34.
32. Schneier F.R., Saoud J.B., Campeas R. et al. Buspirone in social phobia // J Clin Psychopharmacol. – 1993. – Vol. 13. – P. 251-256.
33. Sheehan D.V., Raj A.B., Sheehan K.H. et al. Is buspirone effective for panic disorder? // J Clin Psychopharmacol. – 1990. – Vol. 10. –
P. 3-11.
34. Sramek J.J., Tansman M., Suri A. et al. Efficacy of buspirone in generalized anxiety disorder with coexisting mild depressive symptoms // J Clin Psychiat. – 1996. – Vol. 57. – P. 287-291.