скрыть меню

Математика психологии и психиатрии

О.С. Чабан, Украинский научно-исследовательский институт социальной и судебной психиатрии и наркологии, Национальный медицинский университет имени А.А. Богомольца, Дорожная клиническая больница № 1, г. Киев
В настоящее время применение фундаментальных наук в медицине опирается на линейные, детерминированные процессы, которые относительно легко поддаются объяснению и прогнозированию, в которых все предусмотрено, а величина реакции пропорциональна силе стимула, который вызовет ее. Тем не менее, далеко не во всех физиологических системах с линейной динамикой можно предсказать происходящие в них процессы. В таких ситуациях небольшие изменения могут приводить к значительным и непредвиденным следствиям [6]. Поэтому в науке все чаще для объяснения нелогичных с точки зрения линейной системы явлений, в том числе в медицине, применяется так называемая теория хаоса.
Хаосом называют изменения, которые кажутся случайными и являются следствием нелинейной динамики системы (J. Vorke, 1972). Для хаоса характерны случайные проявления и непредвиденность в определенных измерениях, но в то же время поддерживается общий уровень организации, который можно моделировать, так как речь, в сущности, идет о логической системе.
Gottschalk et al. (1995) впервые в психиатричес­кой практике применили теорию хаоса, исследовав группу пациентов с биполярным аффективным расстройством с частой сменой фаз, и провели анализ временных колебаний их настроения. Предыдущие модели колебания настроения не смогли в полной мере объяснить беспорядочные колебания настроения, которые часто наблюдают психиатры в условиях клиники [6]. На основе этих и других литературных данных я и мои коллеги допустили вероятность нелинейного прогнозирования повторения (рецидива) паники в рамках невротического спектра заболеваний.
В 2002 г. мы предприняли попытку исследовать особенности рецидива невротического процесса в виде единого психопатологического феномена, паники, у 26 пациентов с расстройствами, которые квалифицировались по МКБ­10 как «другие невротические расстройства» (F48), «неврастения» (F48.0), «диссоциативные (конверсионные) расстройства» (F44), «тревожные и панические расстройства» (F4). Диагностику проводили по стандартным классификационным кластерам МКБ­10.
Обследование сознательно проводили без учета линейных параметров, таких как возраст, пол, образование, социальное положение и др. Был применен качественный исследовательский прием фокус­группы маленькой выборки методом группового анализа, наблюдения, анализа причин, ситуаций и психологического состояния обследуемых до мо­мента, когда у них появлялось паническое расст­ройство. Цель обследования – понять причину рецидива, особенно в тех случаях, когда она не могла быть установлена ни прямым интервью, ни аналитическими методами, ни проективными тестами.
При проведении интервью в первой и второй фокус­группах (n = 13 для обеих групп) было выявлено, что пациенты:
• стараются быть понятыми врачом/психоло­гом; зачастую пациенты сами «подгоняли» причины рецидива паники к общепринятым стандартам, вступая тем самым в так называемые договорные отношения системы «врач – пациент»;
• при отсутствии ясных причин больные были склонны объяснять ее фантазиями о беспомощности и тяжести собственной жизни;
• при сопоставлении с иерархией ценностей жизни указанные пациентом причины рецидива невротических расстройств полностью или в значительной мере не совпадали с ней;
• бифукарционная система категорически отрицалась пациентами как нелогичная в аутопластической картине болезни.
После безуспешного применения других моделей мы попытались подойти к пониманию этого явления c позиции «алогичности» (теории хаоса).
Поиски предельных моментов панических расстройств в процессе интервью были сведены к следующим пунктам.
1. Интеракциональный подход к психопатологи­ческому феномену, в соответствии с которым адекватная квалификация психического состояния пациента была возможна только в интерсубьективном поле (взаимодействия врача и пациента).
2. Концептуализации клиники панических расстройств врачом при сопоставлении его с «клише» аналогов, которые «понятны» врачу (теория знаний врача) и определенное противопоставление (в психопатологии) nosos и pathos.
3. Противоречивость из­за направленности на значительную формализацию переживаний, так как переживания пациента возможно оценить только эмпатично.
4. Наличие экзогении в широком смысле слова, состоящей из: собственно экстрастрессового момента (психогения, болезнь, вегетососудистый криз, переутомление, дефицит информации и т. п.), личностной значимости этого момента и раздражителя маленькой величины, что формально не имело отношения к паническому расстройству.
5. Наличие базисной готовности больного к патологическому невротическому реагированию в виде вегетативной дисфункции.
6. Непонятность для больного его болезненных ощущений (речь идет не о дефекте критики больного, а, скорее, об изменении его эмпатичного шаблона).
7. Изменение инсайта больного.
Попробуем подойти к атакам паники с позиции игры в кости, которую точно так же можно «математизировать».
Выпадение кости – классический пример случайного события. Когда мы сталкиваемся с одинаковыми ситуациями, которые приводят к случайным исходам, используется понятие «вероятность», которая по своей сути – число и относится к точным понятиям. Закон, найденный Я. Бернулли, гласит, что вероятность того, что при случайном броске монета ляжет гербом кверху, равняется 1/2. Однако предсказания, использующие знание вероятности события, носят приблизительный характер, если число событий невелико. Эти предсказания становятся тем точнее, чем длиннее серия событий.
Над разгадкой совпадений размышлял выдающийся философ эпохи Возрождения П. делла Мирандола, считавший все объекты в мире частью единого целого, которое иногда разъединяется, а иногда соединяется вновь. Философ­материалист Т. Гоббс в 1665 г. утверждал, что даже результат бросания игральной кости является закономерным. И мы не можем его предсказать лишь потому, что не владеем всей полнотой информации.
В проблеме пытался разобраться и один из основоположников квантовой физики, нобелевский лауреат В. Паули, который с этой целью объединил усилия с выдающимся психологом К.Г. Юнгом. В толковании совпадений Паули с Юнгом изготовили некий гибрид своих теорий, опубликовав работу «Синхронность, или Принцип случайной связи». Теория Паули – Юнга трактовала совпадения как проявления пока не установленного универсального принципа, который связывает воедино все физи­ческие законы.
Вернемся к вопросам клиники. Будем рассуждать по той же логической системе, где уже другой результат, например паническая атака, является результатом «случайного» выбора пациентом нескольких ситуаций в жизни, например: 1­я кость – «выбор» – семейная ссора; 2­я – вчера много выпитого алкоголя; 3­я – выборы в стране; 4­я – покупка в кредит автомобиля и т. д. В принципе все кости можно маркировать как «макросоциальная», «микросоциальная», «гомеостаз» (она же – здоровье) и, наконец, красная кость – «случайность». Итак, наш пациент каждый день выбрасывает новую комбинацию из реакций на макромир, микромир, состояние собственного здоровья и случайность в своей жизни. Что у него получается? Если провести оценку по 6­балльной шкале, получается, что, например, выпала цифра 2 в первой кости, 4 – во второй, 3 – в третьей и 1 – в четвертой. В сумме – 10. И это из максимально возможных 24. Вероятность, что пациент оценивает мир как дружественный вплоть до уровня 6 баллов, ситуацию с друзьями и в семье – как идеальную (полное счастье), тоже в 6 баллов, чувствует себя абсолютно здоровым (6 баллов), и случайность в его жизни оценена в 6 баллов (нашел миллион бесхозных долларов), равна вероятности четырех шестерок, то есть = 1/6 Ч 1/6 Ч 1/6 Ч 1/6.
Итак, эти действия происходят в области теории умножения вероятностей. Вот здесь и вступает так называемый человеческий фактор. Например, высокая самооценка себя в дружественном мире может быть истолкована из­за неверной информации об этом мире, здоровье оценено с позиции анозогнозии или маниакальности и т. д. Таким образом, система, казалось бы, достаточно стройная и логическая, постепенно приобретает статус хаотической. И вот тогда к этой системе абсолютно применимы законы хаоса и игры (правил) в системе случайностей. Как не вспомнить тут знаменитую фразу А. Эйнштейна: «Бог в кости не играет», то есть случайностей не бывает.
На мой взгляд, сознание – это механическое перемешивание костей и их направленный выброс. Бессознательное – вес кубиков, углы соприкосновения, скорость вылета, угол падения, трения, скорость вращения, случайные удары и т. д.
Если мы принимаем расчет математиков на веру, то вероятность выпадения 10 баллов больше, чем 9. Этим можно объяснить определенный оптимизм населения в целом, что равно доминирующему инстинкту самосохранения над деструктивными дейс­твиями у большинства. Хотя это можно назвать и «инстинктом жизни», и «инстинктом самосохранения», и «оптимизацией жизни» и т. д.
По­видимому, теперь стоит ввести еще один термин, уже из физики, – «плотность». В социальном плане это – количество жизненных событий за единицу времени. Поэтому информационный невроз имеет свои корни не просто в невозможности обработать большое количество информации, и, вследствие этого, ошибки (по И. Павлову) нервных процессов, а, скорее, в несоответствии чрезмерной плотности событий (информации) в сочетании с «выбросом» критически низкой комбинации костей на единицу того же времени. Другими словами, это выглядит приблизительно так: ошибка, вероятно, наступит тогда, когда произойдет следующая комбинация – например, 25 событий за неделю, из них 3 значимых при вероятной комбинации этих событий: 1, 2, 1, 2 или 1, 1, 1, 1 или 2, 2, 2, 2. Если вы увидите у своего пациента резко положительное событие в ряду отрицательных (например, 1, 2, 1, 5), вероятность нев­ротического отреагирования, к сожалению, не становится линейной, поскольку вступают недооцениваемые со стороны (в том числе врачом) факторы: индивидуальная значимость, активация подсознательных желаний, удовлетворение вытесненных или сублимированных комплексов, создание жизненной иллюзии (как защита) и т. д.
Представим модель, которая хорошо проецируется на психосоматического пациента. Итак, у нас есть два пациента с психосоматическими расст­ройствами, которые условно сравнимы по полу, возрасту, социальному статусу, образованию и даже болезни. В чем разница в этой математической модели? Первое – в плотности событий, второе – в значимости одного события, третье – в плотности событий после значимого события, четвертое – в оценке этих последующих событий.
Понятно, что учесть многозначимость этих факторов очень трудно. Но вероятность того, что у 1­го пациента будет более выражена психосоматическая реакция или даже расстройство, более вероятна, чем у 2­го, это – из области линейной логики. С позиции же теории хаоса такой общепринятый момент патогенеза невротических расстройств в виде паники, как психотравма, практически не имеет значения для рецидива болезни, поскольку значимым моментом становится случайный стимул, связанный, скорее, с глубинными структурами личности, чем с понятным на первый взгляд классическим стрессовым фактором. Итак, пациент 1 на протяжении времени t имел 7 равно положительных события и 7 – отрицательных. Пациент 2, соответственно, 2 и 2, но еще одно отрицательное событие было выраженным. Вероятность невротической или психосоматической реакции в системе логики при игнорировании всех других факторов составит в первом случае 1/6 Ч 1/6 Ч 1/6…1/3, а во втором – 1/6 Ч 1/6. Но здесь вступает в действие закон Бернулли. И ситуация кардинально меняется.
Согласно закону Бернулли в нашей ситуации:
• количество событий периода t для вероятного стечения обстоятельств попадания в более высокие цифры (более положительные события) больше, чем меньший набор количества баллов (менее положительное или даже отрицательное количес­тво), но при условии, если количество этих событий превысит n и будет, например, n + x.
• при уменьшении вероятности отрицательных и положительных событий (то есть < 1/2) в ситуации малого количества событий n становится значимым качественная оценка каждого события, а плотность в этом случае теряет свое свойство амортизации.
Это – именно та ситуация, когда закон Бернулли перестает работать. Невротическое отреагирование становится более вероятным при совершенно второстепенных и, казалось бы, незначимых событиях жизни. Другими словами, для достижения равновесия в виде плотности – (n + x) / t – человек создает значимые ситуации и не обязательно положительные. Тогда и срабатывает закон Бернулли, и у этого человека вероятность выброса большего количества цифр в его кубиках возрастает. Согласитесь, что болезнь может стать фактором рентных отношений, нового уровня коммуникации (есть о чем поговорить, к тому же, это жизненно значимо), предусматривает вероятное увеличение количества контактов если не в начале болезни, то потом и т. д., вплоть до уже известного n + x или даже оптимального n + 2x .
Конечно, можно оппонировать, взывая к понятиям амортизации, резервных свойств пациента, психологическим механизмам стрессоров и событий, пониманию его биологического состояния. Но напоминание о столь значимых факторах еще более подтверждает невозможность, или даже абсурдность, понимания психической патологии с позиции примитивных логических систем.
Все это создает ситуацию переосмысления психотерапевтической работы с этим пациентом, а именно отказ или сокращение «патогенетических» каузальных методов и переориентация на работу по принципу гештальт и клиент­центрированной терапии. А в идеале это – смесь анализа и гештальта, где жизненная история пациента оценивается не с позиции логики и хронологии (та же часть логики), а по принципу движения в жизненной истории от «фотографии» к «фотографии» или от флешбека к флешбеку.
Далее хотелось бы выдвинуть не совсем обычную теорию невротической тревоги. Совсем недавно не психиатры, а филологи Германии отметили интересную вещь. Оказалось, что в лексикографическом исследовании, опубликованном в ФРГ в 1980 г., утверждалось, что 100 лет назад слово «страх» (furcht) употреблялось в два раза чаще, чем слово «тревога» (аngst). Теперь же слово «тревога» встречается в шесть раз чаще, чем «страх».
Речь пойдет именно о невротическом спектре этой аффективной патологии. Первая половина теории появилась на свет в результате моей беседы с латышским академиком И. Калвиньшем, где разговор (с его стороны) шел совсем не о депрессии или тревоге, а об особенностях физиологии зрения.
Физиология зрения по последним сообщениям имеет одну интересную особенность, а именно, восприятие объекта происходит в виде сканирования с определенным движением не просто взгляда (глаза), а в виде «маршрута» возбуждения нейронов глазного яблока, в котором есть так называемая мертвая зона – момент, когда глаз (то есть мозг) в упор не видит.
Начнем с того, что, на мой взгляд, есть объяснение, почему аффективные расстройства, в том числе тревога, депрессия и даже шизоаффективные расстройства, в селах и маленьких городах встречаются реже, чем в больших городах и мегаполисах. К тому же наблюдаются определенные корреляты – чем больше город, тем больше в нем пациентов с тревогой и депрессией. Все дело, по­моему, в психосоматике зрения.
Известно, что депрессия тесно связана с тревогой, а та в свою очередь – с чувством безопасности (как объективной, так и субъективной).
Вернемся к физиологии зрения. Например, простое задание сосчитать количество этажей многоэтажки по светящимся окнам ночью вдруг становится затруднительным – мозг «сбивается» где­то на 4­6 этажах. Так происходит потому, что он не может зацепиться за другой ориентир, а ведь отсутствие информации – это базис тревоги, покушение на адаптацию. При этом попробуйте вспомнить ваши чувства в это мгновение – их сложно описать, но они явно дискомфортны.
Теперь попробуем условно представить жителя деревни в городе. Итак, мегаполис. Что здесь происходит?
1. Много объектов, которые необходимо быстро оценивать как опасные или дружественные.
2. Много просто открыто опасных объектов, в том числе, механически опасных (например, большое количество автомобилей, самодвижущихся лестниц, дверей и т. д.).
3. Неизвестность (то есть, это когда и определять­то нечего, это – простая физиологическая, адаптогенная настороженность быть готовым к чему­то, этакий повышенный энергетический потенциал с низкой дифференциацией, заложенный, например, фразой «там все будут тебя обманывать»).
Как работает в таком случае наш глаз? К вышеиз­ложенному сканированию объектов добавляется еще одна величина для дополнения решения рассмотренных особенностей пространства города или села.
Жители города постоянно «работают» с расстоянием H, в то время как жители села с другим расстоянием – H+, то есть они значительно разнятся на величину n. Не вдаваясь в математические подробности, можно сказать, что жители города для психологического гомеостаза должны все более активировать и использовать свой «сканер». Сомневаетесь? Вспомните элементарный ежедневный свой моторный акт – переход улицы при движущемся транспорте. Вы посмотрели налево. Посмотрели направо. Мозг получил информацию о расстоянии приближающихся машин, оценил степень безопасности – опасности, и вы начали движение. А вот тут как раз стоп. Неужели все начали и спокойно продолжили переход улицы? Люди со скрытой аутоагрессией – да, так и движутся. Большинство же людей опять начинают крутить головой. Научно говоря – опять пытаются дополнить информацию о ситуации опасности – бе­зопасности. Зачем? Мозг не верит тому, что видит его же орган – глаз (нейроны), зная о своем проклятом Н. Это – простой пример физической опасности, но во взаимоотношениях между людьми, в ситуации, когда степень агрессивности в коллективах города заметно выше, опасность межчеловеческих интеракций резко возрастает. Здесь пропустить мимолетную ухмылку собеседника, при том что он уверенно соглашается с вашими аргументами и обещает помощь, становится иногда более значимым, чем оценка расстояния к автомобилю на улице. Но мозг опять не дополучает особо значимую информацию и дает первый сигнал дезадаптации – тревогу. К тому же, уж точно необъяснимую и непонятую.
Принимая во внимание вышесказанное, и ряд психологических, средовых факторов (в частности, объект внимания и т. п.), представляется возможным составить формулу, по которой можно «вычислить» уровень тревоги и его возможный переход в депрессию. Любопытно также отметить, что с возрастом наблюдается уменьшение расстояния взгляда (количество наполнения предметами на расстояние руки резко возрастает в связи с все большей оседлостью и малоподвижностью). Таким образом, теряется «зрительная эйфория» взгляда на просторы. Это также учитывается в формуле в виде обратной связи.
Таким образом, формула уровня тревоги (LO) выглядит следующим образом:

matematika1.jpg

где t – время возврата, скорость возврата, М – матрица, заложенная родителями и т. п., Р – потенциал мозга и его производных (органов чувств), L – зрительная эйфория, (n) – значимость объекта, Е – фактор оценки объекта как безопасного; С – фактор оценки объекта как опасного.

Кстати, весьма интересное наблюдение эргономистов о степени ошибок работы оператора с разными шкалами измерительных приборов, описанных К.К. Платоновым (1964), теперь, исходя из вышеизложенной формулы, можно объяснить совершенно по­другому. Но вначале напомню о выводах по исследованию ошибок в системе «человек – машина» (возле каждого типа шкал приборов в процентах указана средняя степень ошибок, которые допускают те, кто работает с этими шкалами).
Если принять как доказанное, что работа глаза настолько влияет на эмоциональную реакцию, а именно адаптогенную тревогу и последующее мышление, направленное на недоверие самому себе, то понятно, что мозг воспринимает информацию с прибора как неверную или сомнительную и дает команду телу на реакцию, неадекватную всей логике ситуации. Отсюда ошибка и «замечательные» объяснения: «Сам не знаю, как вышло…», «Как­то само собой получилось…» или с элементами вытеснения: «Я и не помню, как это произошло…», или абсолютно искреннее: «Я этого не видел…».
В принципе это – довольно простая и, возможно, даже примитивная иллюстрация того, как человеческая жизнь в большом городе постепенно может трансформироваться и меняться в стратегии жизни из «жизни на успех» через «жизнь автоматическую» и до «жизни в сомнении». Или, здравствуй, Тревога…
Есть еще один немаловажный фактор – интуиция и вероятностные события. Одна из блестящих идей нобелевского лауреата по экономике Д. Канемана состоит в том, что ограничения наших когнитивных способностей формируют наши взгляды и диктуют разночтения и разнопонимание, которое затем проявляется в интуиции.
Я думаю, что когнитивные паттерны жителей больших городов наполнены несколькими большими блоками, а именно: количеством событий, эмоциональной незавершенностью многих событий, постоянным фрустрирующим и даже нефрус­трирующим выбором и, наконец, поверхностнос­тью этих событий, даже если они касаются карьеры или личной жизни.
Как в такой ситуации работает интуиция? Да элементарно просто. Первое – интуиция работает на негатив, второе – материал интуиции, понятно не осознанный, не есть только мышлением, и его понимание (понятные и объяснимые идеи, мотивы и дейс­твия), третье – включение в объяснение интуиции или интуитивного действия совершенно других идей, мотивов и смыслов.
Представим себе девушку Олю, 25 лет, которая прожила всю свою жизнь в маленьком селе. У нее есть старший брат, который после армии остался жить в большом городе, и маленький брат, который живет с ней и родителями. Как обязанность, она активно принимала участие в воспитании брата. Стиль воспитания самой Оли – жесткий, патриархальный. Сохранено чувство стыда. Интеллект несколько не развит. Характер спокойный, интроверт.
Переместим Олю в большой город на ПМЖ. Одну.
Вопрос 1. Какова возможная будущая профессия Оли из следующих вариантов?
А. Повар.
Б. Повар в детском саду.
В. Продавец.
Г. Продавец на базаре.
Вопрос 2. Чем, не дай Бог, вероятно, заболеет Оля из нижеприведенного?
А. Шизофренией.
Б. Депрессией.
В. Неврозом.
Г. Эпилепсией.
Во всех 7 случаях опроса и ответов моих коллег были получено следующее: вопрос 1 – ответы Б, Г, вопрос 2 – ответы Б, В. Хотя вероятность в выборе профессии чисто математически была более n, чем n + 1. То есть, большая вероятность в ответе на первый вопрос – варианты А и В. Во втором – равноценные ответы, так как все они равняются одному событию n. Но мы ведь, прочтя эту виртуальную ситуацию, тут же в доказательной базе, когда я попросил объяснить свой выбор, как бы наполнили жизнь Оли, «оживили» ее реальной Олей, подобно киношному сценарию, в котором ее иногда бьет отец, которая вместо работающей матери постоянно занята маленьким братом, плохо учится, да и зачем ей это. Жизнь по­другому и не воспринимается. Имеются фантазии по поводу жизни старшего брата. И вот другой мир – Киев. Она продолжает делать то, что умеет, поэтому идет в детский сад. Там, спустя некоторое время, наивная и доверчивая, встречает нехорошего дядьку, который соблазняет ее и тут же бросает. Оля вконец замолкает и расплачивается неврозом или депрессий. Возвращается назад в село к мрачному отцу, тихой и покорной матери, и только собака Жучка радостно скулит и прыгает возле Оли… Как вам история?
Наши эмоции и опыт жизни, оказывается, мешают нам и подсказывают неправильные решения. Опять же, ненадежность нашей интуиции – при ее рациональном анализе. А ведь поведение абстрактной Оли в большом городе тоже построено больше на интуиции, чем на рационализации. Таким образом, жизнь Оли вносит еще одну коррекцию в формулу вероятной своей тревоги – интуицию как таковую (I). И этот фактор носит отрицательный характер по отношению к тревоге. То есть, чем меньше интуиции в принципе, тем больше должно быть тревоги. При том что, как ни странно, как раз интуиция и позволит сделать неверный выбор, ошибку по жизни, и тем самым снять напряжение тревоги, трансформируя ее, например, в страх или ужас глупости, которую натворил. Таким образом, формула приобретает все нарастающий вид:

matematika2.jpg

А теперь обратимся к главной идеи Г. Саймона об ограниченных рациональностях, которые влияют на ситуацию выбора и решения многих жизненных проблем. Саймон утверждает, что решение в жизненной ситуации приходит следующим образом: мозг как компьютер при выборе, например, супруга (возлюбленного, друга, работодателя), не закладывает миллиарды из опыта особей предыдущей жизни (виденного, слышанного, прочитанного, сфантазированного). Он делает несколько случайных проб, тестов, испытаний, устанавливает шаблон, уровень притязаний, и первая персона, которая соответствует этому образу, становится избранной [12]. Ограниченная рациональность, не как аналог глупости, а, скорее, как факт жизни, приводит к неполной обработке данных и даже ее игнорированию для решения простых и сложных вопросов жизни. Все наши глупости по жизни – подтверждение этой идеи.
Д. Акерлоф получил Нобелевскую премию в 2002 г. за так называемую модель рынка «лимонов», или описание предконтрактного оппортунистического поведения. Если применить идеи экономиста Акерлофа к жизни нашей абстрактной Оли, получится, что выбор ее жизненной ситуации построен не на полной информации и понимании конечного продукта этой ситуации (например, счастливой семье), а на нескольких факторах – неполной информации, системе уступок продавца жизненных ситуаций или ее благ (работодателя, друга или любимого), ее готовности принять эти уступки, даже понимая, что «покупаешь» некачественный продукт, и сопоставлении с ситуациями выбора ранее и флешбеками.
Вот тут как раз две теории великих экономистов Канемана и Акерлофа пересекаются на понимании неверного выбора и, как фактора выбора, – сопос­тавлении с шаблоном флешбеков. Какие флешбеки нашей Оли – мы не знаем. Но поскольку она придумана нами, то и флешбеки можно «оживить». Итак, это – старая кукла с оторванной рукой, но красивыми розовыми щечками, спрятанная на чердаке, которой играла еще ее мама, это – открытка какого­то заграничного города от брата, когда он служил в армии, это – глаза красивого парня из стройотряда в сельпо, куда она зашла купить хлеба, это – пьяный, спящий за столом отец, это – тихо плачущая мать, это – стишок в какой­то книге об ангеле, вдруг запомнившийся, даже непонятно, почему…
Мозг Оли постоянно находится в ситуации неполной информации, невозможности правильно оценить даже ту информацию, которая уже есть, должен принять решение. Например, при ситуации с дядькой, который пришел проверять состояние детского сада, где работает Оля. Он проявляет к ней настойчивое внимание и примитивное грубое ухаживание. И так, выбор Оли строится на нижеперечисленных моментах.
1. Незнание о дядьке практически ничего. Мозг Оли: запрет на социальные контакты, стыд, пуританский стиль воспитания. Решение: никаких действий, ориентация на подруг.
2. Незнание о дядьке практически ничего. Мозг Оли: в поиске дополнительной, но облегченной, информации. Например, не расспросы о нем, как о человеке, или его личной жизни, прошлом (ведь она – интроверт с педзапущенностью), а поиск в себе шаблонов подобного человека. Пока он не идентифицирован. Итог: интерес, но тревога. Решение: встречаться, но не сближаться до интимности.
3. Знание, что он – представитель власти, перед которым все заискивают и откупаются, дают ему взятки. Мозг Оли: оживление флешбека – отец, которого боится и слушается. Решение: встречаться, покориться, возможно, интим.
4. Знание, что он представитель большого города, где он «свой». Эмоциональная проекция на город – страх, тревога и, одновременно, интерес. Мозг Оли: флешбек – открытка красивого города и другая сказочная жизнь. Решение: найти защитника, отдаться, создать семью.
5.Интуитивное понимание (неосознанное знание), что он врет, но более мощное желание верить тем сказкам, которые он ей рассказывает. Мозг Оли: не верю, но «верю», и команда – делать.
На два минуса в мотивации – три плюса, и в этом же «лагере» плюсов – преимущества магической интуиции (аналог синкритического мышления). Как ни странно, даже если бы мы видели сплошные минусы в вышеописанной мотивации и только единое плюсовое магическое мышление, оно (магическое мышление) все равно, скорее всего, победило бы.
Итог – бедная, бедная Оля, вернее, неверное решение ее мозга. Тест на беременность – положительный. Дядька на звонки не отвечает. Классическая ситуация: «Куда мои глаза глядели?».
По сути, наша виртуальная примитивная Оля поступила так же, как реальный высокоинтеллектуальный знаменитый американский политик А. Гамильтон. И оказывается, интеллект и знания здесь не причем. А. Гамильтон дрался на дуэли с вице­президентом А. Бером. Накануне дуэли он всю ночь напролет писал. Написал «Апологию» о том, почему не надо ходить на дуэли и почему их надо запретить. Поставил точку, пошел на дуэль и был убит [13]. Вывод: санкции неформальных институций более эффективны санкций формальных институций. Решение принимается как бы вне логики, которую проповедует сам деструктант. Выбор Оли был продиктован вопреки ее запуганности, интравентности и чувству стыда.
Представьте уже задерганную нашими фантазиями Олю как просто «покупателя» счастья по принципу «как все». Но само понятие «как все» предусматривает и мышление по коллективному принципу и, главное, мотивацию на достижение по тому же коллективному принципу. А что для масс счастье? Это – интимно личное непонятное блаженство рядом с кем­то и, главное, – ни о чем не надо заботиться. Женщины, как никто другой, всегда ищут защитника. А на что ориентируются? Да на те же минимумы знаний и максимумы нелогических интуиций, построенных на предыдущих кратковременных опытах и эмоциональных флешах. Что еще важно для Оли в этой ситуации – это то, что все происходит в ситуации новой семьи, моделирующей ее реальную семью, где есть понятные ориентиры знаний и эмоций: заступничество, правильность и наказания – отец, эмоциональность – мать и ее кукла, перспектива – старший брат и, наконец, реальные знания – маленький брат.
В итоге в ситуации «понятности», «защиты» и «знаний» принимается абсолютно неправильное решение.
Однако вернусь к более общим понятиям тревоги и теории игр применительно к психологии понимания такого феномена, как тревога. Хотелось бы упомянуть, на первый взгляд, совершенно не имеющую к теме аффективной патологии выдержку из статьи Е. Харта (2007), которая называлась «Любовь согласно теории игр». Есть модель, получившая в науке название «дилемма заключенного». Представьте себе, что в тюрьме по подозрению в совершении преступления сидят два человека. Им ставят следующие условия: если оба будут хранить молчание, каждому дадут по полгода. Если оба дадут показания, каждому дадут по 2 года. Если один даст показания, а другой будет молчать, то доносчик освобождается, а его незадачливый подельник садится на 10 лет. Для заключенных как пары было бы лучше всего, если бы они оба отказались от дачи показаний: каждый отсидел бы по полгода, то есть в совокупности срок отсидки составил бы год. Но каждому по отдельности выгоднее «настучать» на товарища: с одной стороны, из желания выйти сухим из воды, с другой – от страха, что «настучит» партнер. В итоге доносят оба – и садятся на 2 года каждый. В классической дилемме заключенного благородное поведение оказывается невозможным, а единственно правильным, равновесным решением становится стратегия взаимного предательства. В самом выгодном положении находятся партнеры, изначально играющие в рамках доброй стратегии. Один раз обманув или предав, человек получает сию­минутную выгоду, но в долгосрочной перспективе обрекает себя же на значительно превышающие эту выгоду потери. Мораль, а точнее научно обоснованный вывод отсюда следует простой и очевидный: не следует и начинать друг другу врать.
Итак, наука утверждает, что, попав в «дилемму заключенного», увы, нужно предавать – и ожидать предательства от партнера. Этот унылый вывод, однако, относится только к однократно возникшей ситуации. В варианте же повторяющейся дилеммы, то есть когда одни и те же люди оказываются в этом положении вновь и вновь, – хорошая новость – выход есть. Более того, наоборот, именно честная игра становится наиболее выгодной.
Стратегия успеха в повторяющейся «дилемме заключенного» должна быть:
• «доброй»: не бить первым, не предавать, пока этого не сделал партнер;
• «мстительной»: если партнер предал, он должен понести наказание;
• «прощающей»: отомстив, следует вернуться к сотрудничеству, если партнер не продолжает предавать, – это необходимо, чтобы не допустить бесконечного мщения друг другу;
• «независтливой»: не нужно стремиться «обыг­рать» партнера и набрать за его счет больше очков.
Отсюда вывод, что к оказавшейся на грани распада семье следует приметить именно психологический тренинг с учетом дилеммы заключенного. Первым делом, супруги должны сесть и поговорить. Не о том, кто перед кем «виноватее» и кто кому всю жизнь испортил, а договориться о правилах игры на будущее. Пообещать друг другу прекратить предательское поведение, действительно имея это в виду, и быть готовыми прилагать усилия, чтобы в дальнейшем вести себя честно. Договориться о системе «наказаний» за нарушение условий «пакта». И – вперед. Можно приступать к реализации той самой «доброй, мстительной, прощающей и независтливой» стратегии, которая дает шанс сохранить семью. Либо перестать портить друг другу нервы и скорее развестись.
Остались мелочи, как раз для большого города: найти время (а его нет из­за неверного расходования и неразумной гонки), иметь возможность более менее длительно смотреть (видеть) друг на друга (банально, но практически не выполнимо), иметь невербальные подтверждения дружественности объектных отношений, иметь возможность правильно корригировать стратегию жизни (не время от времени при плохих событиях: похороны родных или друзей или измены в семье, наркомания ребенка), договариваться о том, как совместно жить дальше (принимать новые правила игры, ситуации, которая меняется буквально на глазах). И последнее, опять же из теории игр и, конкретно, о дилемме заключенных: тревога появляется тогда, когда исчезает жизненно важная информация, и не имеет значения какая – о работе собственного организма, о жизни собственных детей, жены, мужа, страны и т. д. Главное – оценка этой информации должна быть приравнена к жизненно важной. А вот как раз для больших городов и характерно изобилие ненужной информации и потеря в ней столь значимой для каждого индивидуума личной. Таким образом, согласно дилемме заключенных, жизнь в больших городах в принципе можно приравнять к жизни в большой тюрьме, где чем успешнее ты продвигаешься по карьерной лестнице, тем больше погружаешься в недоверие к самому себе и постепенно теряешь вышеописанные пункты антитревожного поведения. Замечательная фраза успешного человека «Я уже себе не принадлежу» становится лозунгом с последующей подменой слов «Я не могу остановиться» и, в конце концов, появляется возможность остановки. Вначале – тревога. Затем – депрессия. Вот теперь есть время оценить, переосмыслить, сравнить, убедиться и что­то попытаться сделать. Ведь в депрессии тоже есть элемент недоверия. Недоверия на ­выздоровление, на улучшение, на эффект от медикаментов, к радостным или играющим спокойствие окружающим и посетителям.
Подытоживая, хотелось бы процитировать неизвестного автора статьи, взятой из Интернета: «За пределами самой математики математические понятия и выводы стали фундаментом замечательных научных теорий. И, хотя новые факты устанавливались в результате сотрудничества математики и естествознания, опирающегося на данные, имеющие нематематический, а, скажем, физический, характер, они казались столь же непреложными, как и принципы самой математики, потому что предсказания, которые делались на основе математических теорий в астрономии, механике, оптике и гидродинамике, необычайно точно совпадали с данными наблюдений и экспериментов. Математика давала ключ к глубокому постижению явлений природы, к пониманию, заменявшему тайну и хаос законом и порядком. Человек получил возможность с гордостью взирать на окружающий мир и заявлять, что ему удалось раскрыть многие тайны природы, по существу оказавшиеся серией математических законов. Но природа построена не на чисто математической основе, а если такая первооснова и существует, то созданная человеком математика не обязательно соответствует ей. Также было обнаружено, что логика в математике не так уж тверда. Алогичность развития математики заключалась и в неадекватном толковании понятий, несоблюдении всех необходимых правил логики. Иными словами, часто логические соображения подменялись интуитивными аргументами, заимствованными из физики, аппеляциями к наглядности и ссылкам на чертежи».
Если вам по прочтении статьи не совсем понятно, в чем была мысль автора, попробуйте настроиться на волну своих ассоциаций и ощущений по поводу данного материала, воссоздайте цепочку фиксированных воспоминаний того, что только что прочитали, и только потом проанализируйте пройденный уже вами жизненный путь. (Кстати, из всей статьи ведь больше всего запомнилась виртуальная Оля. Почему, как считаете?) И это будет первый шаг к пониманию части игры и субъективной математики в вашей собственной жизни…

Статья печатается в сокращении.

Список литературы находится в редакции.

Наш журнал
в соцсетях:

Выпуски за 2010 Год

Содержание выпуска 5-2, 2010

Содержание выпуска 2-1, 2010

Содержание выпуска 8 (27), 2010

Содержание выпуска 7 (26), 2010

Содержание выпуска 6 (25), 2010

Содержание выпуска 5 (24), 2010

Содержание выпуска 4 (23), 2010

Содержание выпуска 3 (22), 2010

Содержание выпуска 2 (21), 2010

Содержание выпуска 1 (20), 2010

Выпуски текущего года