сховати меню
Розділи: Лекція

Процессы нейропластичности в развитии депрессивных расстройств

Е.И. Гусев, А.Н. Боголепова,Российский государственный медицинский университет, г. Москва
Проблема депрессивных расстройств актуальна на протяжении длительного времени, но особое значение она стала приобретать в последние десятилетия. Это связано, прежде всего, с ростом числа лиц с данной патологией и увеличением ее влияния на жизнь общества в целом. Для клиницистов все большее значение приобретает коморбидность депрессивного расстройства с соматическими заболеваниями, среди которых одно из лидирующих мест занимает неврологическая патология, вызванная наличием у пациента цереброваскулярной недостаточности. Депрессивная симптоматика оказывает значительное негативное влияние на течение основного заболевания, существенно нарушая социальную адаптацию и качес­тво жизни пациента [35]. Лица с цереброваскулярной патологией, осложнившейся развитием депрессии, в 4,2 раза чаще имеют инвалидность [5].
Важно отметить высокую коморбидность цереброваскулярной патологии и депрессивных расстройств. По данным наших исследований, частота развития постинсультной депрессии составляет около 40%, с максимальной распространенностью в восстановительный период инсульта, где она может достигать 70% и более [3].
Генез развития депрессивных расстройств, как и других форм аффективных нарушений, остается во многом неясным. Одним из основных факторов возникновения депрессий у пациентов с цереброваскулярной патологией считается наличие очагового поражения головного мозга, преимущественно поражение левой лобной доли или прилежащих базальных ядер. Также определенную роль играют наличие корковой атрофии и увеличение желудочков.
Одним из важнейших предикторов развития постинсультной депрессии является наличие у больного в анамнезе предшествующих депрессивных эпизодов. По данным E.M. Whyte et al., [60] у больных, имевших в анамнезе депрессивные эпизоды, в 6 раз более вероятно отмечалась депрессия через 2 года после перенесенного инсульта.
По нашим данным, риск развития постинсультной депрессии через 3 года после перенесенного ишемического инсульта был выше у лиц женского пола, пожилого возраста, с поражением правого полушария и плохим восстановлением самообслуживания [2].
Осложнение цереброваскулярного заболевания присоединением депрессии приводит к утяжелению его течения. У больных повышается риск смертности, могут возникать более значимые нарушения активности повседневной жизни и когнитивных функций, ухудшается течение сопутствующих соматических патологий. Среди последних особое значение имеют ишемическая болезнь сердца, артериальная гипертензия, кардиальные аритмии, сахарный диабет [39].
При развитии депрессивных расстройств также отмечается синдром гиперкоагуляции. Гиперкортизолемия является фактором риска прогрессирования атеросклеротического поражения. Повышение содержания катехоламинов приводит к активации тромбоцитарного звена гемостаза, повышению фактора VIII и фактора Виллибранда, снижению фибринолитической активности. Важно отметить, что на фоне терапии антидепрессантами отмечается нормализация реологических свойств крови [40].
Присоединение депрессии к сосудистому поражению головного мозга неизбежно приводит к углублению когнитивных расстройств. В большинстве случаев отмечаются замедление скорости психомоторных реакций, трудности концентрации внимания, нарушения памяти. У больных постинсультной депрессией в наибольшей степени страдают спонтанная активность, программирование и контроль над выполнением заданий, нейродинамические характеристики [14].
Тяжесть когнитивных нарушений во многом зависит от тяжести депрессивного расстройства, возраста больного и сопутствующей церебральной патологии.
Наличие у больного первичных депрессивных расстройств также является фактором риска развития когнитивных нарушений. Наблюдение 840 здоровых лиц в течение 3,5 года показало, что депрессия достоверно повышает риск развития умеренных когнитивных расстройств. Из 143 лиц с депрессией в дальнейшем у 13,3% отмечены нарушения когнитивных функций, в то время как среди таковых без депрессии – только у 4,9%. Больные, у которых развилась депрессия во время наблюдения, а также было указание в анамнезе на депрессивные эпизоды, имели меньший риск развития умеренных когнитивных расстройств по сравнению с лицами с впервые развившейся депрессией. Возможно, это было связано с нейропротективным эффектом антидепрессантов ранее назначавшихся в этой группе пациентов [30]. Более того, было обнаружено синергическое взаимодействие депрессии с генотипом аполипопротеина Е. Для каждого депрессивного эпизода риск развития болезни Альцгеймера увеличивался на 19%, а когнитивного снижения – на 24% [61].
В большей степени негативное влияние депрессии отмечалось у лиц, ранее имевших когнитивные нарушения. Трехлетнее наблюдение за 114 пациентами с умеренными когнитивными расстройствами амнестического типа показало развитие деменции у 51,7%. Среди больных, страдавших депрессией, деменция возникла у 85% по сравнению с 32% без депрессии. Также было показано, что при наличии депрессии деменция развивалась раньше. Особую группу риска развития деменции представляют больные с плохим ответом на антидепрессанты [38].
В то же время существует мнение, что депрессия не влияет напрямую на развитие деменции. Возможно, под влиянием аффективных расстройств происходит потенцирование уже имеющихся у больного сосудистых и нейродегенеративных процессов, что приводит к появлению и прогрессированию когнитивных расстройств.
Одной из возможных причин развития у лиц с депрессией когнитивных нарушений являются обнаруженные у них определенные морфологические изменения. Получены доказательства, что повторяющиеся нарушения настроения связаны со значительным снижением объема специфических регионов мозга, также как и числа нейронов и глии [32, 43]. Отмечается снижение объема лобной коры, которое в большей степени затрагивает орбитофронтальную и префронтальную кору, сопровождается уменьшение плотности и размера нейронов, а также глиальных клеток. Кроме того, при депрессиях отмечается снижение объема гиппокампа, уменьшены размеры и плотность расположения клеток зубчатой извилины и пирамидных нейронов поля СА3 гиппокампа [6]. При депрессии с поздним началом также наблюдается снижение объема базальных ганглиев.
Определенный интерес представляют изменения со стороны амигдалы [24, 47]. Авторы описывают как уменьшение объема амигдалы [48, 58], так и увеличение [19, 28]. Во время первых депрессивных эпизодов отмечается гипертрофия миндалевидного тела, которая является транзиторной и в дальнейшем сменяется гипотрофией на стадии более активного течения заболевания [12].
В экспериментальных работах было показано, что при повторяющихся стрессовых ситуациях или хроническом повышении уровня кортикостероидов происходит атрофия дендритов нейронов, расположенных в области СА3 гиппокампа [6, 37]. Сопоставление с экспериментальными результатами позволяет предполагать, что длина дендритов гиппокампальных нейронов у пациентов с депрессией уменьшается не менее чем на 30­50%, то есть число синаптических контактов и объем перерабатываемой информации сокращаются на 1­2 порядка [7]. Хотя нейроны зубчатой извилины относительно резистентны к стресс­индуцированным повреждениям, стресс снижает процессы нейрогенеза, что может приводить к морфологическим нарушениям [31].
Современные методы нейроимаджинга помогают выявлять функциональные изменения мозга при депрессии в виде снижения кровотока и метаболизма глюкозы преимущественно в префронтальной коре, амигдале и гиппокампе [1, 25, 49].
Достоверное уменьшение объема гиппокампа у больных депрессией (по сравнению с группой здоровых испытуемых) уже после первого депрессивного эпизода достигает 11% для серого вещества и до 25% для белого вещества. Данные метаанализа, включавшего анализ данных по 434 пациентам с депрессией по сравнению с 379 здоровыми лицами, подтвердили снижение объема гиппокампа и амигдалы, по данным нейровизуализации, у больных депрессией [21]. Предполагается, что снижение объема гиппокампа коррелирует с продолжительностью депрессивного эпизода [50].
Однозначного мнения о том, что именно депрессия приводит к развитию структурных нарушений, нет. Возможно, именно наличие подобной морфологической картины – тот базис, который предрасполагает к возникновению нарушений аффективной сферы. Также, возможно, эти изменения являются следствием определенной генетической детерминированности депрессивных расстройств. В любом случае дальнейшие исследования этой взаимосвязи представляются крайне интересными и важными.
Большое количество исследований предполагают значимую роль поражения белого вещества (лейкоареоза) в развитии депрессии. Было выявлено, что у лиц пожилого возраста с депрессией отмечаются более явные и распространенные зоны гиперинтенсивности белого вещества [55, 56].
Пациенты с депрессией имеют несколько зон более выраженного поражения белого вещества, такие как верхний продольный пучок, лобно­затылочный пучок, наружная капсула и нижний продольный пучок. Эти зоны лежат под областями мозга, связанными с когнитивными и эмоциональными функциями. Отмечена взаимосвязь выраженности гиперинтенсивности белого вещества с нарушением исполнительных функций, памяти и скорости протекания психических процессов. Предполагается, что стратегическая локализация очагов гиперинтенсивности белого вещества может играть определяющую роль в развитии депрессий позднего возраста [34].
С описанными выше морфологическими изменениями связывают склонность депрессии к персистированию и развитие у этой категории больных когнитивных нарушений [34].
В последние годы большинство исследователей связывают развитие морфологических нарушений при депрессии с нарушениями нейрональной пластичности. Одно из наиболее распространенных объяснений нарушения нейрональной пластичности при депрессии – гиперактивность гипоталамо­гипофизарно­надпочечниковой оси и, соответственно, гиперактивность кортикотропин­рилизинг фактора (КТРФ), адренокортикотропного гормона (АКТГ) и кортизола [44]. Доказательствами гиперактивности КТРФ у лиц с депрессией являются повышение его концентрации в цереброспинальной жидкости у больных, не получающих терапию, и последующая нормализация на фоне клинически эффективной терапии антидепрессантами [17, 33].
Так, различные мозговые структуры, включая гиппокамп и амигдалу, контролируют активность гипоталамо­гипофизарно­надпочечниковой оси. Глю­­ко­кортикоиды циркулирующей крови оказывают влияние на ее активность по механизму обратной связи. Считается, что при аффективных расстройствах нарушается механизм отрицательной обратной связи, благодаря которому тормозится продукция КТРФ и уровень содержания АКТГ и кортизола значительно увеличивается [62].
Большое значение в отсроченном эффекте стресса и нарушении гиппокампальной функции играет КТРФ [20]. Было показано снижение числа рецепторов к КТРФ у депрессивных больных по сравнению со здоровыми [41]. Экспериментально показано, что КТРФ вызывает у животных симптомы, схожие с депрессивными (уменьшение массы тела, аппетита, сексуальной активности, сна, психомоторное изменение) [42].
Длительное увеличение концентрации глюкокортикоидов может привести к повреждению гиппокампальных нейронов, редукции ветвей дендритов и утрате дендритных синапсов [44]. Кроме того, гиперкортизолемия может повлиять на снижение развития новых клеток во взрослом гиппокампе. Повторные стрессы, связанные с развитием депрессивных эпизодов и гиперкортизолемии, могут снизить порог клеточной смерти в ответ на физиологические (старение) и патологические воздействия.
Однозначно механизм воздействия глюкокортикоидов на гиппокамп пока не ясен. Возможно, идут изменение глутаматергической передачи и нарушение транспорта глюкозы. Было показано, что стресс­индуцированная секреция глутамата в гиппокампе приводит к атрофии пирамидных нейронов СА3, и этот эффект блокируется введением NMDA­антагонистов [44].
Активно изучается нейротрофическая теория развития депрессии, которая наиболее полно объясняет возникающие при депрессиях морфологические изменения в головном мозге. Согласно нейротрофической гипотезе депрессии, одну из ведущих ролей в этиологии данного заболевания играют нейротрофические факторы [52].
Нейротрофины представляют собой регуляторные белки нервной ткани, синтезирующиеся в ее клетках и значительно влияющие на все процессы в нейронах. Важно также, что нейротрофины оказывают преимущественно локальное действие в месте высвобождения. К нейротрофинам относят фактор роста нервов NGF, фактор роста, выделенный из головного мозга (BDNF), нейротрофин 3 (NT­3), нейротрофин 4/5 (NT­4/5), нейротрофин 6 (NT­6), нейротрофин 7 (NT­7) [4]. Описана роль нейротрофических факторов в регуляции нейронального роста и дифференциации во время развития, предполагается их важность в пластичности и выживаемости нейронов и глии. Они играют важную роль при развитии любого, в том числе и ишемического, поражения нервной ткани. Ими во многом определяется соотношение процессов гибели нервных клеток и репаративных процессов. Благодаря действию нейротрофических факторов во многом обеспечиваются процессы пластичности нейронов [4]. Любое повреждение ткани мозга приводит к активации механизмов нейропластичности, представляющей собой ответ на патологическое воздействие сохранившихся нейронов и компенсаторно­восстановительные механизмы [36]. Процессы нейропротекции и нейропластичности во многом являются последовательными реакциями.
При ишемическом повреждении недостаток нейротрофинов во многом способствует гибели клеток в области ишемической пенумбры [4]. При недостаточности мозгового кровообращения отмечается активация синаптической пластичности, выраженность которой определяется степенью церебральной ишемии. Наряду с деструктивными изменениями отмечается активация процессов реорганизации сохранившихся функционально активных синапсов, которые являются компенсаторными механизмами и направлены на поддержание оптимальной межнейронной интеграции [13].
При острой ишемии, как и при других острых соматических заболеваниях, выявлены изменения со стороны эндокринной системы, связанные с реакцией на стресс. Отмечены повышение выработки адренокортикотропного гормона АКТГ в гипофизе и активация гипоталамо­гипофизарно­надпочечниковой оси, симпатоадреналовая гиперактивность и стимуляция ренин­ангиотензиновой оси. Наблюдались угнетение местного воспалительного и аутоиммунного процессов, усиление цитотоксического эффекта катехоламинов, потенцировалось развитие оксидантного стресса, индуцировалась программа апоптоза [4]. То есть изменения, возникшие при мозговом инсульте и униполярной депрессии, очень схожи и могут потенцировать друг друга.
Мозговой нейротрофический фактор BDNF наиболее тесно сопряжен с депрессией и стрессом. Точные механизмы стресс­индуцированного снижения регуляторной функции BDNF неизвестны.
Снижение мозгового нейротрофического фактора отмечается у лиц с депрессивными расстройствами, и именно с этим, а также нарушением метаболизма фосфолипидов, Р­субстанции и других нейрокининов, чувствительности глутаматных рецепторов, связывают развитие структурных изменений в головном мозге [18, 46, 59].
Снижение объема гиппокампа может быть следствием нарушения нейрогенеза, который встречается в ответ на острый и хронический стресс [29]. Стресс снижает экспрессию BDNF в гиппокампе посредством активации 5­HT2A­рецепторов [57].
Доказано, что деструктивные процессы, отмечающиеся на фоне аффективных расстройств, являются частично обратимыми на фоне терапии нейротрофическими и нейропротективными препаратами [8]. Под воздействием антидепрессантов увеличивается выработка BDNF, что приводит к повышению процессов нейрогенеза. Опыты на животных убедительно продемонстрировали, что антидепрессанты способны увеличивать пролиферацию пирамидных клеток в гиппокампе и рост апикальных дендритов, угнетенных вследствие хронического стрессового воздействия и гиперактивации гипоталамо­гипофизарно­надпочечниковой оси.
Терапия антидепрессивными средствами позволяет восстановить процессы нейрогенеза и нейрональной пластичности [26]. Большой интерес представляет изучение как нейротрофического, так и антиапоптотического влияния антидепрессантов [27].
Механизмы эффективности лечения антидепрессантами до конца не ясны, однако предполагается их воздействие на пластичность нейрональных связей [26]. Депрессия может возникать, когда в ответ на внешние стимулы, такие как стресс, не возникает адаптивная пластичность. Дисфункция адаптивных путей, которые контролируют нейрональную пластичность, может быть основой патогенеза депрессии. Возможно, антидепрессанты блокируют или делают обратимым стресс­индуцированное снижение экспрессии нейротрофического фактора в лимбической системе и других структурах, вовлеченных в патофизиологию депрессии [53].
Исследования показывают, что индукция BDNF антидепрессантами, по крайней мере частично, опосредуется через CREB, который является необходимым фактором для запуска транскрипции мРНК для BDNF. Длительная терапия антидепрессантами повышает экспрессию BDNF в гиппокампальных и корковых нейронах и может предотвращать стресс­индуцированное снижение экспрессии BDNF, что приводит к повышению гиппокампального нейрогенеза, усилению нейронального спраутинга и предупреждает атрофию [23]. BDNF усиливает экспрессию гена основного антиапоптотического белка bcl­2, подавляющего апоптоз в гиппокампе и височной коре, что также способствует восстановлению и выживанию нейронов. Было продемонстрировано достоверное снижение уровня BDNF в плазме у больных, не получавших антидепрессанты (17,6 нг/мл; SD 9,6), по сравнению с лечеными пациентами (30,6 нг/мл; SD 12,3; p = 0,001) и контролем (27,7 нг/мл; SD 11,4; p = 0,002). Выявлена достоверная отрицательная корреляция между уровнем BDNF в плазме и общим баллом по шкале депрессии Гамильтона [54].
Антидепрессивные средства осуществляют защиту гиппокампа от потери нейронов и делают обратимыми стресс­индуцированные атрофические изменения, что подтверждает нейротрофическую теорию депрессии. Однако неясно, какие еще области мозга также изменяют нейропластичность в ответ на терапию антидепрессантами [45].
Выявленные нарушения нейротрофических факторов при депрессии делают целесообразным использование у этих больных препаратов нейротрофического действия. Механизм действия церебролизина подобен естественным нейротрофическим факторам. При помощи чувствительных иммунологических методов установлено, что некоторые из этих нейропептидов препарата обладают структурным сходством с рядом нейротрофических факторов. Более того, оказалось, что данное структурное сходство связано с функциональным сходством между нейропептидами церебролизина и естественными нейротрофическими факторами [22]. Основные механизмы действия церебролизина включают антиапоптотическую активность и предотвращение эксайтотоксичности, модуляцию воспалительной реакции, нейтрализацию свободных радикалов, усиление дифференциации нервных клеток и нейрональный спраутинг.
Было показано, что у больных эндогенной депрессией терапевтический эффект сочетанного применения антидепрессантов с церебролизином намного превышал таковой по сравнению с монотерапией антидепрессантами при лечении апато­адинамических депрессий. По сравнению с контрольной группой при назначении антидепрессантов с церебролизином обнаружены более быстрое (на 1­2 недели) наступление и большая степень выраженности терапевтического эффекта в ходе курсового лечения, лучшая переносимость, более чем в 2 раза меньшая частота побочных явлений у каждого больного, а также «нейтрализующее» влияние церебролизина на психические и соматовегетативные побочные эффекты антидепрессантов [11].
Эффективность и безопасность применения сочетания флувоксамина и церебролизина была показана у пациентов с депрессивными расстройствами после инсульта. Продемонстрирована высокая степень эффективности комплексной терапии как депрессивных расстройств, так и тревожных нарушений. Общие астенические проявления нормализовались только в результате комплексной терапии с церебролизином, отмечено более значимое восстановление когнитивных нарушений, особенно улучшение концентрации внимания [9, 10].
При лечении больных на ранних стадиях дисциркуляторной энцефалопатии церебролизин влиял на настроение пациента и снижал тяжесть депрессии, отмечалась значительная стабилизация эмоционального фона [15]. Достоверное влияние препарата на балльную оценку по шкале тревоги Спилбергера прослеживалось, начиная с 7­го дня лечения, и достигало статистически достоверного улучшения к 30­му. Статистически значимая динамика по шкале депрессии Гамильтона отмечена к 30­му дню лечения [16].
Таким образом, в настоящее время депрессивные расстройства имеют огромную медицинскую и социальную значимость. Депрессия является серьезным осложнением цереброваскулярной патологии, в значительной степени ухудшающим прогноз и течение основного заболевания. Проведенные исследования показали, что депрессия приводит к нарушениям нейропластичности, что, возможно, служит основой для хронизации процесса и развития когнитивного дефицита. Выявленные нарушения нейротрофических факторов при депрессии делают целесо­образным использование у этих больных препаратов нейротрофического действия, однако необходимы дальнейшие исследования возможностей нейротрофической терапии депрессии.

Литература
1. Аведисова А.С. Нейропластичность и патогенез депрессии: новые данные // Психиатрия и психофармакотерапия. – 2004. – 6. – С. 6.
2. Боголепова А.Н. Критерии диагностики и прогноза ишемического инсульта (клинико­нейропсихологическое исследование) // Докт. дисс. – 2003.
3. Гусев Е.И., Боголепова А.Н. Депрессивные расстройства у больных с цереброваскулярной патологией. Методические рекомендации Департамента здравоохранения г. Москва № 35, 2008. – С. 28.
4. усев Е.И., Скворцова В.И. Ишемия головного мозга. – М.: Медицина, 2001. – С. 326.
5. Дробижев М.Ю. Распространенность психических расстройств в общемедицинской сети и потребность в психофармакотерапии // Психиатрия и психофармакотерапия. – 2002. – 4. – С. 5.
6. Изнак А.Ф. Нейрональная пластичность и терапия аффективных расстройств // Психиатрия и психофармакотерапия. – 2004. – Приложение № 2.
7. Изнак А.Ф. Нейропластичность и нейропротекция в патогенезе и терапии депрессий / Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М. Бехтерева, 2006. – 3. – С. 3.
8. Изнак А.Ф. Роль нейрональной пластичности в патогенезе и терапии аффективных расстройств. Энциклопедия депрессий / XII Российский национальный конгресс «Человек и лекарство». – Москва, 2005. – С. 2­4.
9. Ларикова Т.И., Луканин А.Н., Ужегова И.В., Яковец Ю.Е. Возможности комплексной терапии при реабилитации инсульта // Русский Медицинский Журнал. – 2007. – С. 1155­1157.
10. Ларикова Т., Луканин А., Ужегова И. Коррекция постинсультного психовегетативного синдрома // Врач. – 2007. – 6. – С. 52­54.
11. Пантелеева Г.П., Артюх В.В., Крылова Е.С. и др. Церебролизин как средство оптимизации психофармакотерапии эндогенных депрессий // Психиатрия. – 2008. – 4­6. – С. 70­84.
12. Поздеева Е.А. Гипотеза аффективных расстройств, основанная на нейропластичности. Новый взгляд на терапию депрессии // Психиатрия и психофармакотерапия. – 2007. – 9. – С. 1.
13. Семченко В.В., Степанов С.С., Боголепов Н.Н. Синаптическая пластичность головного мозга. – Омск, 2008.
14. Сорокина И.Б. Постинсультная депрессия // Канд. Дисс. – 2003.
15. Чуканова Е.И. Дисциркуляторная энцефалопатия (диагностика, клиника, лечение) / Дисс. док. мед. наук, 2005.
16. Чуканова Е.И. Хроническая цереброваскулярная недостаточность. Возможности лечения и профилактики инсульта // Фарматека. – 2007. – 12. – С. 66­71.
17. Arborelius L., Owens M.J., Plotsky P.M., Nemeroff C.B. The role of corticotrophin­releasing factor in depression and anxiety disorders // Journal of endocrinology. – 1999. – 160. – Р. 1­12.
18. Bondy B. Pathophysiology of depression // Dialogues in clinical neuroscience. – 2002. – 4. – С. 1, 7­20.
19. Bremner J.D., Narayan M., Anderson E.R., Staib L.H., Miller H.L., Charney D.S. Hippocampal volume reduction in major depression // Am J Psychiatry. – 2000. – 157. – Р. 115­117.
20. Brunson K.L., Khan N., Eghbal­Ahmadi M., Baram T.Z. Corticotropin (ACTH) acts directly on amygdale neurons to down­regulate corticotrophin­releasing hormone gene expression // Ann Neurol. – 2001. – 49. – Р. 304­312.
21. Campbell St., Marriott M., Nahmias Cl., MacQueen G.M. Lower hippocampal volume in patients suffering from depression: a meta­analysis // Am J Psychiatry. – 2004. – 161. – Р. 598­607.
22. Chen H. et al Trophic factors counteract elevated FGF­2­induced inhibition of adult neurogenesis // Neurobiology of aging. – 2007. – 28 (8). – Р. 1148­1162.
23. D'Sa C., Duman R.S. Antidepressants and neuroplasticity // Bipolar Disord. – 2002. – 4 (3). – Р 183­194.
24. Dreverts W.C. Neuroimaging and neuropathological studies of depression: implications for the cognitive­emotional features of mood disorsers // Curr Opin neurobiol. – 2001. – 11. – Р. 240­249.
25. Dreverts W.C. Neuroimaging studies of mood disorders // Biol psychiatry. – 2000. – 48. – Р. 813­829.
26. Duman R.S., Malberg J., Thome J. Neural plasticity to stress and antidepressant treatment // Biol Psychiatry. – 1999. – 46 (9). – Р. 1181­1191.
27. Drzyzga R., Marcinowska A., Obuchowicz E. Antiapoptotic and neurotrophic effects of antidepressants: a review of clinical and experimental studies // Brain Res Bull. – 2009. – 79 (5). – Р. 248­57.
28. Frodl T., Meisenzahl E.M., Zetzche T. et al. Enlargement of the amygdala in patients with a first episode of major depression // Biol Psychiatry. – 2002. – 51. – Р. 708­714.
29. Fuchs E., Gould E. Mini­review: in vivo neurogenesis in the adult brain, regulation and functional implications // Eur J Neurosci. – 2000. – 12. – Р. 2211­2214.
30. Geda Y.E., Knopman D.S., Mrazek D.A. et al Depression, Apolipoprotein E genotype, and the incidence of mild cognitive impairment. A prospective cohort study. Arch Neurol. 2006; 63: 435–440.
31. Gould E., Tanapat P., McEwen B.S., Flugge G., Fuchs E. Proliferation of granule cell precursors in the dentate gyrus of adult monkeys is diminished by stress // Proc Nat Acad Sci USA. – 1998. – 95. – Р. 3168­3171.
32. Hamidi M., Drevets W.C., Price J.L. Glial reduction in amygdale in major depressive disorder is due to oligodendrocytes. Biol Psychiatry // 2004. – 55. – Р. 563­569.
33. Holsboer F. Stress, hypercortisolism and corticosteroid receptors in depression: implications for therapy // J Affect Disord. – 2001. – 62. – Р. 77­91.
34. Jacobsen J.St., Reinhart P., Pangalos M.N. Current concepts in therapeutic strategies targeting cognitive decline and disease modification in alzheimer’s disease // The Journal of the American Society for Experimental NeuroTherapeutics, 2005. – 2. – Р. 612­626.
35. Kanner A.M., Barryb J.J. The impact of mood disorders in neurological diseases: should neurologists be concerned? // Epilepsy & Behavior. – 2003. – 4 (Suppl 3). – Р. 3­13.
36. Marrone D.F., LeBoutillier J.C., Petit T.L. Changes in synaptic ultrastructure during reactive synaptogenesis in the rat dentate gyrus // Brain Research. – 2004. – 1005. – Р. 124­136.
37. McEwen B. Stress and hippocampal plasticity // Curr opin neurobiol. –1999. – 5. – Р. 205­216.
38. Modrego P.J., Ferrnаdez J., Depression in patients with mild cognitive impairment increases the risk of developing dementia of Alzheimer type. A prospective cohort study // Arch Neurol. – 2004. – 61. – Р. 1290­1293.
39. Musselman D.L., Betan E., Larsen H., Phillips L.S. Relationship of depression to diabetes types 1 and 2: epidemiology, biology, and treatment // Biol Psychiatry. – 2003. – 54. – Р. 317­329.
40. Musselman D.L., Marzec U.M. Manatunga A. et al Platelet reactivity in depressed patients treated with paroxetine: preliminary findings // Arch Gen Psychiatry. – 2000. – 57. – Р. 875­882.
41. Nemeroff C.B., Owens M.J. Treatment of mood disorders // Nat Neurosci. – 2002. – 5. – Р. 1068­1070.
42. Nemeroff C.B. Recent advances in the neurobiology of depression // Psychopharmacol Bull. – 2002. – 36 (Suppl 2). – Р. 6­23.
43. Rajkowska G., Miguel­Hidalgo J.J., Wei J. et al Morphometric evidence for neuronal and glial prefrontal cell pathology in major depression // Biol Psychiatry. – 1999. – 45. – Р. 1085­1098.

Полный список литературы, включающий 62 пункта, находится в редакции.

Трудный пациент. – 2010. – № 10, Т. 8. – С. 3­7.

* * *

Наш журнал
у соцмережах:

Випуски за 2010 Рік

Зміст випуску 5-2, 2010

Зміст випуску 2-1, 2010

Зміст випуску 8 (27), 2010

Зміст випуску 7 (26), 2010

Зміст випуску 6 (25), 2010

Зміст випуску 5 (24), 2010

Зміст випуску 4 (23), 2010

Зміст випуску 3 (22), 2010

Зміст випуску 2 (21), 2010

Зміст випуску 1 (20), 2010

Випуски поточного року

Зміст випуску 1, 2024

  1. І. М. Карабань, І. Б. Пепеніна, Н. В. Карасевич, М. А. Ходаковська, Н. О. Мельник, С.А. Крижановський

  2. А. В. Демченко, Дж. Н. Аравіцька

  3. Л. М. Єна, О. Г. Гаркавенко,